И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман - [23]
— Сам с собою разговариваю, — говорит Мейпс.
Тут у Германа лопнуло терпение, и он на редкость проворно для своего возраста вскочил на ноги. Он едва доставал Мейпсу до груди. Мейпс был чуть не вдвое выше.
— Что за чертовщина, Мейпс, что тут происходит? — говорит Герман и приступается к Мейпсову животу. — Ты разговариваешь сам с собой, во дворе толкутся негры с дробовиками, а в траве лежит труп белого человека! Какого черта, я требую, чтобы ты мне объяснил, что здесь творится!
— Вам с Джорджем лучше увезти его в Байонну, — невозмутимо говорит Мейпс.
Джордж стоит, носилки с одеялом наготове держит. А Герман все таращится на Мейпса, и глаза его за толстыми линзами огромные, что твои перепелиные яйца. И грудью чуть не упирается в Мейпсов живот, так что между ними и руки не просунешь.
— Я знаю не больше твоего, — говорит Мейпс и поверх головы Германа глядит на труп.
— А не пора ли тебе перестать волынить и узнать побольше моего? — говорит Герман, а сам не спускает глаз с Мейпса.
— У тебя есть свое дело, вот ты им и занимайся, а я займусь своим, — говорит Мейпс.
— Понял, — кивнул ему следователь и повернулся к помощнику. — Джордж, приступай.
Джордж расстелил на траве одеяло, они с Гриффином взяли Бо за руки, за ноги и положили на одеяло. Потом Джордж обернул Бо одеялом, и они с Гриффином переложили Бо на носилки и понесли к фургону. Люди — и на дворе, и на галерее — следили за ними и помалкивали.
— А не пора ли тебе, Мейпс, перестать волынить? — еще раз спрашивает его Герман. — И дело не только в Фиксе, но и в дружках Бо.
Когда Герман заговорил о дружках Бо, его голубые глаза за толстыми линзами очков еще увеличились. И не так то, что он сказал, как его глаза заставляли к нему прислушаться.
— А ты поменьше болтай, — говорит Мейпс и перекатил леденец.
Следователь покачал головой.
— Как можно, Мейпс, — говорит, — от меня ни одна живая душа ничего не узнает. Я им так прямо и скажу: мол, Бо простыл — оно и немудрено в такую-то жарищу, — вот я и закутал его в одеяло.
— Я не о том, — говорит Мейпс.
— Ты о дробовиках?
— Вот-вот.
— Напрасно беспокоишься, — говорит следователь. — Мне все равно никто не поверит. Вот ты — ты бы мне поверил?
Мейпс не ответил. Следователь окинул взглядом двор и снова перевел глаза на Мейпса. Но он понимал, что Мейпсу нечего ему сказать, и, потерянно глянув на меня, пошел со двора. Джордж уже сидел в фургоне, ждал его. Когда фургон отъехал, Мейпс снял шляпу, вытер ее изнутри. Потом вытер лицо, руки, а сам тем временем все поглядывал на крыльцо.
— Ладно, — говорит и снова надел шляпу. — Те, кто здесь не живет, ступайте восвояси. А остальные ступайте назад, на галерею. Кому сказано — пошевеливайтесь!
Но никто не тронулся с места.
— Что с вами приключилось? — спрашивает Мейпс. — Вы что, еще и оглохли вдобавок? Сказано вам — пошевеливайтесь.
— Я убил его, — говорит дядя Билли.
Дядя Билли все еще стоял у огородного плетня, там, где Гриффин поставил его полчаса назад. От затрещин Мейпса губы у него распухли, и он так же гордился своим распухшим ртом, как тот юнец в крейновском "Алом знаке доблести" своей раной.
Мейпс на целую секунду задержал на нем взгляд, потом направился к нему. Все ожидали, что Мейпс снова влепит ему затрещину. Но вопреки ожиданиям Мейпс выхватил у дяди Билли ружье, вытащил из него гильзу и поднес к носу. Потом вложил гильзу обратно и сунул ружье дяде Билли — тот уже руки наготове держал.
— Кто тебе велел выстрелить из этого ружья, дядя Билли? — спрашивает Мейпс.
— Никто не велел, — говорит дядя Билли.
— Это тебе Кэнди велела, верно я говорю? — спрашивает Мейпс.
— Нет, — говорит дядя Билли.
— Ты еще ходишь в церковь, дядя Билли? — спрашивает Мейпс.
— Я староста баптистской церкви в Литл-Шадраке, — говорит дядя Билли.
— А что, если я возьму Библию, дядя Билли, ты по-прежнему будешь говорить, что ты убил Бо?
Дядя Билли провел языком по нижней губе, потупился — видно, задумался всерьез. Мейпс ждал. Все ждали. Мейпс устал ждать.
— Так как? — сказал он.
Дядя Билли поднял голову, поглядел Мейпсу в глаза, кивнул.
— Ты ведь не стрелял в Бо, верно, дядя Билли? — снова спрашивает Мейпс.
— Стрелял, сэр шериф.
— Тебя ведь Кэнди на все это подбила, верно? — спрашивает старика Мейпс. — Не бойся, я тебя ей в обиду не дам. Обещаю.
— Нет, сэр, я все сам, — говорит дядя Билли, а голова у него не переставая трясется.
— А когда ты сюда пришел, Кэнди уже была тут? — спрашивает Мейпс, меняя тактику на ходу.
— Так в точности не знаю, — говорит дядя Билли.
— Что значит — в точности не знаешь? — спрашивает Мейпс. — Вон ее машина стоит. Стояла здесь ее машина?
— Так в точности не скажу, — говорит старик.
— Вернее, ты так в точности не видишь, дядя Билли, вот как будет вернее?
— Да нет, вижу я хорошо, шериф, очень даже хорошо.
Мейпс, теряя терпение, уставился на старика. Силы его были на пределе.
— Когда ты узнал об убийстве, дядя Билли? В час дня?
— Незачем мне было узнавать про убийство, шериф. Я же был здесь. Я его и убил.
— Ты что делал, когда Кэнди тебе позвонила? Дремал? Обедал? Что ты делал, дядя Билли?
— Незачем ей было мне звонить, — говорит дядя Билли. — Я же здесь был. Я его и убил.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…
Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.