И снятся белые снега… - [32]

Соня взяла на руки Леночку, пошла к дверям.

7

Все сидели за столом, пили и закусывали. На проигрывателе крутилась пластинка: Сенчина игриво пела о двух хрустальных башмачках.

Гостей было двое: директор гастронома Александр Маркович и его заместитель Васькин. Александр Маркович был низенький, лысоватый мужчина средних лет, с круглыми влажными глазками, курносый, щекастый, с брюшком, — словом, этакий одуванчик, а Васькин — и помоложе и посимпатичнее.

Все выпили, кроме Сони.

— У-ух, как шибает!.. — выдохнула Дуся. — Огурчиком, огурчиком заедайте…

— Огурчиком коньяк не закусывают, фруктами закусывают, — сказал Александр Маркович и бросил в рот виноградину. Потом продолжал разговор: — А вот Соню я хоть завтра возьму. В кондитерский отдел. Как ты, Васькин, смотришь?

— Положительно, — ответил Васькин. — А Лихошапку переведем в лотошницы, чтоб нос не задирала. А то чуть что не так, она голос поднимает: «Что за порядки!.. Не имеете права!» Вот и пусть на улице с пирожками стоит.

— Что вы, Сонечке к вам нельзя! — замахала руками Дуся. — Она в заочный поступила, на зоотехника.

— Хотите обратно в колхоз вернуться? — удивился Александр Маркович.

— Может, и вернусь, — сказала Соня.

— В навозе копаться? — усмехнулся он. — Это вам, лапонька, не подходит.

— А кому же подходит?

— Тем, кому на роду написано, — отвечал Александр Маркович. — Верьте мне: вы натурально для города созданы, никак не для колхоза.

— Не-ет! — резко вскинулся изрядно выпивший Степан. — С какой с-стати, и к-кто сказал? Вот та-ак!.. — шарахнул он ладонью по столу.

— Степа, Степа, совсем рамки потерял! — одернула его Дуся. — Вот нашли разговор… Сонечка, неси нам кофий растворимый, а я вам лучше Володьку Высоцкого спою. Я, считайте, все его песни знаю.

— Воло-о-одьку!.. — пьяно скривился Степан. — Вроде ты с ним коров на одном выгоне пасла!.. Хэ, Володьку!..

— Ну и чего такого, что не пасла? — ласково огрызнулась Дуся, сделав Степану глазами знак, чтоб прикусил язык, и продолжала: — А могла б и пасти. Ты у Тины-официантки спросил, она б тебе про него рассказала, какой он простецкий был. Он перед смертью тут у нас в картине снимался, а ужинал в «Ветерке», за Тининым столиком. Так он со всеми запросто был, не строил из себя Иван Иваныча. Вот такие всегда помирают рано.

Сказав все это, Дуся взяла приставленную к стене гитару и вместо «Высоцкого» запела с надрывом другое:

Развеселые цыгане по Молдавии гуляли

И в одном селе богатом ворона-коня украли,

А еще они украли молодую молдаванку.

Посадили на полянку, воспитали, как цыганку…

Не дослушав песни, Александр Маркович поднялся и пошагал, не очень-то твердо ступая, на кухню, куда минутой раньше ушла Соня.

— А вы мне нравитесь, Сонечка, — весело сказал он Соне, вытиравшей полотенцем чашки. — Давайте помогу с посудой. Нам, холостякам, не привыкать.

— Ой, не надо, я сама, — ответила она. — Уже все готово.

— Так пойдете ко мне в гастроном? — спросил он. — Дусю я, само-собой, возьму, а вас в первую очередь. Дусе тоже ни к чему в «Овощах» на силосе перебиваться.

— Нет, я в торговле запутаюсь, — улыбнулась Соня. — Я в уме считаю медленно.

— А мы вместе считать будем, — ответил он веселым тоном и обнял ее. — Мы с тобой, Сонечка, так все подсчитаем…

— Вы что, сдурели? — отшатнулась от него Соня и вскричала: — Дуся, Дуся!..

— Чего тут еще такое приключилось? — появилась в дверях раскрасневшаяся Дуся с гитарой.

Соня тотчас же выбежала из кухни, а Александр Маркович сказал:

— Чудесная у тебя сестра, Дуся. Просто красавица.

— У нас все женщины в роду такие, — отвечала ему Дуся, постреливая на него серыми, слегка косящими глазами. — По дедушке пошли. Дедушка наш кузнец был. Он храм один знаменитый в Москве строил, в него там две княгини влюбились, а он к бабушке вернулся.

— Да ну! — притворно удивился Александр Маркович.

— А зачем мне обманывать? — взяла его под локоток Дуся. — Пойдемте в комнату, я для вас еще чего-нибудь спою.

— Эх, спляшем-ка! — Александр Маркович по-молодецки раскинул руки и, пританцовывая, вразвалочку устремился в комнату.

Александр Маркович отплясывал у стола «трепака», Дуся изо всей силы рвала струны гитары, Васькин хлопал в ладоши, а Степан наливал себе тем временем из бутылки. Соня, насупившись, сидела у стены на стуле.

— У-ух!.. — оборвал танец Александр Маркович и стал носовым платком вытирать вспотевшее лицо. Потом неожиданно решил: — Васькин, домой, живо!

— Сказано — сделано, — поднялся из-за стола Васькин.

— Куда же вы?? Рано еще, — опечалилась Дуся.

— Пора, мать моя, пора, — шумно похлопал ее по плечу Александр Маркович. — Ну, Сонечка, до скорой встречи, — подошел он к Соне.

— До свидания, — ответила Соня, едва разжимая губы.

— Не забывайте нас. Дом-то теперь наш знаете. В любой моментик встретим с радостью и объятьем… — говорила Дуся в коридоре уходившим Александру Марковичу и Васькину.

Она вернулась в комнату.

— Глупая ты, сестричка, — ласково сказала она Соне. — Во-первых, он человек с положением, во-вторых, вдовец и детей нету.

— Ну так что? — пожала плечами Соня.

— А то, что он к тебе с уваженьем, а ты с грубостью. Он, знаешь, как про тебя сказал? «Чудесная у тебя сестра, Дуся!» А уходил, опять говорит: «Помогите мне с Сонечкой контакт найти».