Люди проходили мимо Сони, не обращая внимания на ее растерянный вид. Но один старичок, несший в авоське помидоры, подошел к ней и спросил:
— Что вы ищете, девушка?
— Да вот… сестра моя на квартире жила… двоюродная. Вот здесь дом был, — показала она на пустое место, где одиноко росла яблоня и лежали бетонные плиты.
— Так что же вы здесь стоите? — сказал старичок. — Пойдемте со мной. Они вон в тех домах живут, — указал он на каменные дома впереди.
— Вы ее знаете? — обрадовалась Соня.
— Нет, не знаю, — ответил старичок. — Я вас в домоуправление сведу, там и скажут.
Они свернули на рыхлую тропку, проложенную недавно среди фруктовых деревьев. В глубине сада стоял домик с прогнившим крыльцом. Мужчины разбирали крышу, бросали трухлявые балки в кузов грузовика, собираясь, видимо, вывезти всю эту рухлядь на свалку. Вокруг машины клубилась едкая буро-рыжая пыль, летали в воздухе гнилые щелки.
Тропинка круто взвилась вверх, и оттуда, сверху, выполз рычащий бульдозер. Затрещал ветхий сарайчик, закачалась и стала крениться срезанная бульдозерным ножом вишня.
— Что он делает? — крикнула Соня и даже зажмурилась от страха.
Старичок бросился к бульдозеру и тоже вскричал:
— Вы зачем деревья уничтожаете?
— Чего?.. — высунулся из кабины бульдозерист. Он, видимо, не слышал, что ему кричат.
— Вы зачем разбойничаете, юноша? — негодовал старичок. — Кто вам позволил деревья сносить?
— А-а, — понял наконец парень. — А вам чего, жалко или больше всех голова болит?
— Жалко! — крикнул старичок. — Это же вишня!
— Не шуми, папаша, — весело ответил парень. — Здесь дорога будет. До-орога, попил? А потом еще метро долбать будут. Как раз тут станцию «Вылезай» поставят, — заржал он.
— Не дорога и не метро, а детский сад! — совсем рассердился старичок. — Вот я сейчас вашему Евдокимову в трест позвоню, пусть вас взгреет хорошенько.
Услышав фамилию своего начальника, парень сразу утратил веселость.
— Ладно, папаша… Случайно вышло, — сказал он и дал бульдозеру задний ход.
Старичок не мог успокоиться и, идя рядом с Соней, сердито говорил:
— Безобразие. Все сады в городе извели. Вишня летом дефицитной ягодой сделалась. А елочки, пожалуйста, в плановом порядке сажают. Это у них «озеленением города» называется, — показал он на рядок чахлых елочек у дома. — А что для горожанина важнее — низкорослая елка или яблоня-вишня?
— Конечно, яблоня, — сказала Соня, хотя вопрос был явно риторический. — У нас все село в яблонях. И вишняка много. А теперь клубнику разводят, хорошо приживается.
— Значит, вы из села к сестре в гости? — спросил старичок.
— Нет, я по делу приехала, — охотно объяснила Соня. — У меня брата несправедливо в колонию посадили.
— Да?.. — усомнился старичок.
— Не верите? Честное слово.
— Может быть… — подумав, сказал старичок. И указал рукой на дом, к которому подходили. — Вот там домоуправление. Видите вывеску?
— Вижу… Спасибо нам, — сказала Соня, сворачивая к этому дому.
— Девушка! — окликнул ее старичок. — Если не найдете сестры, заходите ко мне. Пятая квартира. В справочное позвоним. Там ее разыщут.
— Спасибо, — повторила Соня и побежала к подъезду с вывеской.
5
Сонину двоюродную сестру звали Дусей, а мужа ее Степаном. Дуся работала продавщицей в овощном магазине, а Степан — слесарем-котельщиком на заводе.
В этот лень Степан вернулся с работы поздно. Дуся не спала, дожидалась мужа.
— Явились не запылились, Степан Николаич! — подбоченясь, встретила она его в коридоре. — Ясс-сно!
— Ху-у! — дыхнул он на нее. — Ясно?
— Уди-ви-тельно — одной «Примой» тянет! А я думала…
— Меньше думай. Трубы в сушилке прорвало, новые ставили. Чепе будь здоров. — Он прошел в ванную, задел пустое ведро.
— Тихо, медведь. Леночка спит, — шепотом прикрикнула на него Дуся. — И Соня к нам приехала.
— Какая еще Соня?
— Сестра двоюродная, ты ее не знаешь. Ее отец с моим отцом братишки родные. Только он погибший давно. Он на колхозной молоковозке шофером был, и в него один косарик на самосвале врезался. Пока в больницу везли, он и помер. Вот Сонька с Мишкой и остались без отца у матери.
Степан умывался над ванной, а Дуся сидела на краешке ванны и вполголоса рассказывала:
— А теперь страх, да и только! Брата ее, Мишку, засудили. Плачет по ём — о-ёй как. Приехала кассацию подавать, говорит, весь колхоз за него хлопочет. Но не в том дело, Степа. Я как решила? Пускай она у нас живет.
— Это еще зачем? — повернул к ней мокрое лицо Степан.
— А чего такого? Пропишем ее у стариков Петровых. Их дом вскорости на снос пойдет, еще и квартиру Сонька получит.
— Так тебе и пропишут, — буркнул Степан.
— Пропишут. Управдому магарыч хороший — и сделает. Это я на себя беру. Я ей целый день толковала: одно дело, говорю, в городе жить, другое — в колхозе коров доить. Насилу уломала. Верно, Степа?
— Не знаю, — ответил он. — Ни к чему она нам.
— Да ты что? — возмутилась Дуся. — Или ты сам не деревенский? Сам небось в городе пообтесался! Вот я и ей хочу жизнь устроить. А девчонка она красивая: в нашу породу, по дедушке пошла.
— Оно и видать, — хмыкнул Степан, поглядев на свою не очень-то привлекательную с лица жену. И сказал: — Давай жрать, с утра голодный…
