И шаль с каймою - [14]

— Чего размахался, как ветряк? — незло проговорила проводница. — Торопись… Билетик возьми. Пригодится к авансовому отчету.

— Отчитаемся, — небрежно обронил Сидельников, сунув билет в карман. Он никогда не ездил в служебные командировки и не знал, что все билеты и квитанции надо хранить для бухгалтерии, иначе не оплатят расходы. Да если бы и знал — было не до того…

— Давай, давай, леший, — по-матерински бубнила проводница, шагая к выходу впереди Володи и размахивая фонарем. — Развеселил девку-то… Развеселил… Оклемалась немного… Красивая, чертяка…

— Частично есть, — согласился Володя. Он обернулся. Лида стояла у двери своего купе и смотрела ему вслед. У Володи защемило внутри, запрыгало где-то под ребрами. Захотелось вернуться, сказать Лиде какие-то важные слова. Но он не знал, что надо сказать или сделать, да и возвращаться было поздно: стоянка поезда всего пять минут. Много ли скажешь за это время…

Он поднял руку, приветливо помахал ей. И она ответила тем же, как-то грустно и рассеянно улыбаясь.

Проводница уже открыла дверь и протирала тряпкой поручни. К вагону торопились новые пассажиры. Среди них Володя увидел высокого молодого человека спортивного вида. Он был в модном пальто с шалевым воротником и в такого же меха шапке с козыречком.

— Этого в четвертое не пускай, — шепнул Володя проводнице. — Поняла? Ни в коем случае…

Никифорова опытным взглядом окинула новых пассажиров и сразу догадалась о ком шла речь.

— Ревнуешь?

— Частично есть…

— Ишь ты, ревнитель какой… Раз, два — и в дамках…

— Прошу, — настаивал Володя, чувствуя потенциального соперника в этом, в шапке с козырьком, который показал свой билет и неторопливо, с чувством достоинства, вошел в тамбур.

— Место укажу потом, — крикнула ему вслед проводница и метнула в Сидельникова насмешливый взгляд: издевалась.

— Смотри, мать, — шутливо пригрозил Володя. — Если что, в другой раз высажу тебя с поезда на ходу… — Он направился по высокой платформе к четвертому купе. Лида стояла у окна, упираясь длинными руками в столик и, кажется, ждала его появления. Они посмотрели друг на друга через окно, улыбнулись. Дверь в коридор была открыта. Володя увидел, как подошел и остановился напротив купе тот спортивный, в шапке с козырьком.

Поезд тронулся и поплыл, поплыл — в темноту…

* * *

Предсказания Ивана Буратино не сбылись. Сидельников приехал на такси в гостиницу «Центральная» и не обнаружил там никакой толпы. Ни в вестибюле, уставленном модными креслами, ни у окна администратора не оказалось никого. Правда, на стойке красовалась табличка «Мест нет». Симпатичная такая табличка, обрамленная северным орнаментом, похожим на оленьи рога. Но Сидельников не поверил написанному и обратился к пожилой женщине, неторопливо попивавшей из большой чашки чай с баранками.

— Вам надолго? — спросила дежурная, отхлебнув из чашки.

— Дня на два-три.

— Могу предложить только люкс. Пять рублей в сутки…

— Какой разговор! Всю жизнь мечтал пожить в люксе!

Люкс оказался двухкомнатным: одна комнатка совсем маленькая, другая побольше. Из крохотной прихожей открывалась дверь в совмещенный санузел. Сидельников разделся, по-хозяйски осмотрел все помещения, для порядка опробовал крапы: холодная и горячая вода лилась исправно, сливной бачок унитаза журчал вполне напористо.

На тумбочке, рядом с деревянной кроватью, стоял телефон. Володя вдруг пожалел, что нет у него в этом городе ни одного знакомого, кому можно было бы позвонить. И все-таки он из любопытства поднял трубку и поднес ее к уху, надеясь услышать протяжные гудки. Но вместо гудков женский голос сказал: «Четвертая слушает». Сидельников не отозвался, легонько опустил трубку на аппарат, отошел в угол и сел в глубокое кресло, выбросив вперед ноги, как это часто делают герои кинофильмов, особенно заграничных. Он устало прикрыл глаза и подумал о том, что второпях не разузнал толком у Козюбина, в какие организации надо обращаться прежде всего и где эти организации находятся. Ладно, разберемся, решил он. Главное, устроился в гостинице запросто, да еще в «люксе». А Буратино… «бронь министерства», «десятку в паспорт»… Трепло. Но про иголку все-таки надо не забыть… Музыка — дело святое… И вдруг вспомнилась «История любви», поезд, соседка в купе. Володя отчетливо представил Лиду и напротив нее за столиком — симпатичного высокого мужчину, наверняка заслуженного мастера спорта. Они сидели, мило беседовали и допивали Володькино марочное иппо…

Володя рынком вскочил с кресла, пошел в ватную, попрыгал там под холодным душем и окончательно пришел в себя после дорожного хмеля…

Засыпая, он с удовольствием думал о том, что ездить в командировки не так уж плохо. Даже, можно сказать, хорошо. Новые места, новые знакомые, свежие впечатления. Не то, что в Кусинске, где каждый день одни и те же дела, одни и те же лица, разговоры, заботы… Потом ему мерещились цепи, много цепей, новеньких, в масле и пергаментной бумаге; виделись какие-то учреждения, люди с расплывчатыми физиономиями и невнятными голосами. Люди, которых он никогда не видел…

Утром он проснулся непривычно поздно для себя, когда из репродуктора, стоявшего на окне в маленькой комнате, неслись уже позывные «Пионерской зорьки». Он хотел вскочить, как иногда вскакивал дома, боясь опоздать к автобусу, возившему в лес бригады, но тут же, не открывая глаз, вспомнил, что находится в командировке и особо торопиться нет смысла, поскольку здесь все конторы начинают работать с девяти. А теперь только восемь. Он блаженно покрутился, понежился на широкой и мягкой гостиничной кровати, подумал лениво, с какого конца начинать поиск. Решил в первую очередь отыскать справочное бюро, где все толково разъяснят и выпишут на бумажку нужные адреса.