И с безумием приходит свет - [3]

Она не медлила и пришла устроить взбучку лично.

Бац.

Рука Ребекки ударила меня по лицу, как только я открыл дверь. Она даже не смотрела, просто вошла и ударила. Это пугало, словно это была ее сверхъестественная способность. Может, это было в ее крови.

— А ты гад! — орала она, бросив сумочку на стойку на кухне. — Ты жалкое подобие мужчины! Ни на что не годен!

Я гладил подбородок, разглядывая ее. Она выглядела как роковая женщина 40-х годов с ее гладкими черными волосами, красными губами и фигурным платьем. Она и вела себя схоже.

— А ты привлекательна, когда злишься, — отметил я.

Бац. Еще раз. Она была быстрой.

Щеку жалило, я потирал ее. Я с опаской посмотрел на нее и попятился.

— Закончила?

— Нет, — сказала она, скрестив руки и топая туфлей. — Нет, я не закончила. Я только начинаю. Как ты посмел?

— Знаю, — пробубнил я и опустился на диван. Жирный кролик смерил меня взглядом, когда я сел рядом с ним, он все еще злился из-за пренебрежения.

Она не двигалась, и это пугало не так сильно.

— Ты переспал с Перри и сразу же порвал с ней. Я не могу представить более… эгоистичного и трусливого поступка. Что с тобой такое?!

— Мы не встречались, так что я и не рвал с ней.

— Не придирайся, придурок. Это все оправдания. Ты знал, что она к тебе чувствует.

Я направил на ее палец, оскорбившись.

— Нет! Нет, я не знал. Она соврала мне. Она сказала, что не любит меня.

— И ты поверил?

Я вскинул руки.

— Конечно! Она — мой лучший друг. Была им. Мы доверяли друг другу. Я спросил, любила ли она меня, и она сказала нет. Мне в лицо. Она соврала. Почему бы я не поверил ей?

Она выдохнула, словно ее мысли кипели.

— Не знаю. Потому что все это видели.

— Все, кроме меня! С чего я бы подумал, что она меня любит? Как я понял бы, что она врет? Я верил словам Перри. Я не думал, что это — ошибка.

Она опустила голову.

— Она любила тебя, Декс.

Еще один ужасный удар по моему сердцу. Удивительно, что оно еще не превратилось в пыль.

— Возможно, — сказал я, не желая думать об этом. — Но это не важно.

Она подошла ко мне, стуча каблуками, и изящно опустилась рядом со мной. Я уловил запах цветов.

— Декс, — тихо сказала она, коснувшись ладошкой моего плеча, пока я не посмотрел ей в глаза. — Ты любишь Перри?

Я не мог больше этого игнорировать. Не было смысла это скрывать теперь.

— Да, — сказал я, глядя прямо перед собой, сердце колотилось в груди. — Я люблю ее больше всех. Эта любовь заполняет и пожирает. Я люблю ее на свой страх и риск. Я люблю ее… опасно.

Мы долго напряженно молчали, она сжала мое плечо.

— Я знаю.

— Тогда зачем спросила?

— Потому что хотела услышать. Это не реально, пока сам не скажешь.

— А еще, — я не слушал ее, — если ты знала, что она любила меня, а я — ее, почему не сказала нам?

Она покачала головой, не желая принимать вину.

— Это не моя роль. И это не старшая школа. Вы взрослые. К такому приходят месте через действия, а не с чужой помощью.

— О, как философски.

— Это правда. И между вами еще не все кончено.

— Точно, — я резко рассмеялся. — Я писал ей, звонил, но ответа не было. У нее даже больше нет голосовой почты. Она, наверное, поменяла номер. Она вырезала меня из жизни навеки.

— Может, пока что, — сказала она. — Может, это ей нужно. Но вечность переменчивее, чем тебе кажется.

Вечность была кошмарной, а не переменчивой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Два дня спустя, как она и грозила, Джен и Брэдли вернулись. Я ушел ради общего блага, взял с собой Жирного кролика и отправился в бар, который работал даже днем, где меня приняли бы с собакой. Я ходил туда каждый день после того, как снова начал носить штаны, что было прогрессом.

Я курил сигарету за сигаретой (это мне тоже позволяли, когда было мало посетителей), пил виски за виски. Бармен — худой парень с уродливыми татуировками звездами на шее — давал мне выпить, пока мне не было пора возвращаться домой.

Как только я вошел в квартиру, покачиваясь от выпивки, мокрый от декабрьского дождя, я врезался в чувство завершения. Это было на самом деле. Все было кончено. Это теперь было моей жизнью.

Квартира выглядела голой. Половина картин пропала, как и половина мебели. Мне остался диван, кресло из «IKEA» и телевизор на полу, ведь столик она забрала, как и музыкальный центр с дурацким ковром. Кто забирает ковер?

Я отпустил поводок Жирного кролика и прошел в спальню. Хорошо, что кровать была на месте, хотя я не понимал, зачем ей столики. Конечно, они ей не нужны были. Джен забрала их из вредности. Словно ей было мало измен с тем гадом. Она ушла с любовью — или сексом — а я остался ни с чем. Ребекка была в восторге, когда я сказал, что мы с Джен расстались, но я не мог разделить это чувство. Не сейчас. Я ощущал себя так, словно у меня украли жизнь. Счастливая или нет, но это была жизнь. Я ею управлял. Теперь у меня ничего не было.

Я ощущал, как это бурлит внутри. Сердце терзалось, словно жучок грыз его, а потом перебрался в легкие. Дышать не получалось. Можно было только проваливаться, как грудь, и отчаяние, доводящая до безумия печаль разрушала каждую клеточку тела. Я не был Дексом Фореем. Я был эмоцией, что осыпалась на пол, держась за дверь, словно это была моя последняя ниточка к человечности.