…И пять бутылок водки - [23]

Только сейчас, только в этот момент понял Игорь всю безнадежность обрушившегося на него несчастья. Случилось что-то странное, непостижимое. Причем – и это самое главное! – случилось в его отсутствие… И ничего уже, в сущности, нельзя теперь ни изменить, ни поправить. Он понял это, угадал; битую карту не переигрывают – за нее просто платят!

Ах, он отлично понял это. Но все же попытался еще раз разговориться, разобраться в ситуации, как-то спастись…

– Послушай, послушай, – произнес он, запинаясь, с трудом шевеля помертвевшими губами. – Это какой-то брел… Чертовщина… Мы же толковали о разных вещах! Я совсем в другом признавался! Я ведь – про что? Про чемодан. А то, о чем ты говоришь…

Он не докончил – не смог. Его толкнули в плечо и оттеснили в сторону. Из пивной, гогоча и топая, вывалилась шумная компания. Между Игорем и гитаристом мгновенно вклинился какой-то тип – распаренный, пахнущий потом и пивным перегаром. Возникла суета. Блатные разделились, раздались; их завертело в водовороте. И когда гуляки схлынули, Игорь увидел, что он – один. Один! Без своих! Гитарист и Роза исчезли, поглощенные толчеей. А может, – бежали, воспользовавшись ею…

Они бежали. Но слова, оброненные гитаристом, остались. И наиболее отчетливо врезалось в сознание Игоря одно только слово – одно имя – Хмырь.

«Хмырь! Старый дружок, надежный парень. Конечно же, это он. Только он повинен во всем! Он с самого начала был в курсе всех дел. Он готовился к встрече. И подготовился – подыскал место, указал адрес малины… Что ж, он все сделал с толком, с умением. Выказал сноровку. И лишь в одном ошибся: не учел той случайности, которая помогла мне спастись… Хотя, нет, – подумал Игорь тут же, – он и здесь не ошибся. Все время он был в выигрышном положении, бил наверняка. Я спасся – но какой ценою! Лучше уж было бы погореть тогда – со всеми вместе – попасть под облаву, угодить в милицию. Как я теперь оправдаюсь? Я опорочен, запятнан, а он, проклятый, чист… В глазах всей кодлы он по-прежнему – свой человек, надежный парень.»

Игорь усмехнулся при этой мысли. И почувствовал, как поднимается в нем, подступает к самому горлу, тяжелый, душащий гнев. Такой гнев, когда мутится в глазах, и все вокруг затянуто багряною пеленою. Такой – когда уже не думается ни о чем, кроме расплаты, кроме немедленной мести.

«Ты все сделал с толком, с умением. Ты ловко запродал меня, Костя, надежный парень, старый мой дружок. Но все же, я цел, покуда. И еще хожу по свободе. И разговор наш не кончен. И нож мой – при мне!»

Игорь отыскал костин дом без особого труда. Это было дощатое, барачного типа, приземистое строение, расположенное на окраине города, в старом районе, славившемся богатыми своими садами.

Здесь все утопало в зелени, было захлестнуто ею. Пыльная, застывшая в безветрии листва, тяжело нависала над oградами – роняла плотные тени и пахла томительно и хмельно.

Когда Игорь добрался сюда, уже вечерело. Низкое солнце катилось в багровой мути – закатывалось за крышу барака. С трех сторон барак окружал раскидистый запущенный сад Косые вечерние лучи прошивали листву и плавились в оконных стеклах. Хоронясь за деревьями, в кустах – держась в густой их, душной тени – Игорь долго, внимательно разглядывал здание; обшарпанный, грязный фасад, двустворчатую дверь подъезда.

Где-то тут обитал Костя Хмырь; именно по этому адресу посылал Игорь все свои письма.

Он решил проверить: нет ли в доме других дверей. Осторожно обошел барак кругом, обследовал его и возвратился удовлетворенный. Вход имелся только один. Все, таким образом, складывалось удачно. В сущности, Хмырь был почти уже пойман, был у Игоря в руках! Разминуться они не могли никак. Рано или поздно, Костя должен был появиться здесь, пройти – и тогда…

Затаясь в кустах ежевики, Игорь погрузился в ожидание. Он сидел терпеливо и настороженно, а время, между тем, шло. Незаметно пали сумерки. Потянуло сыростью и прохладой. В недрах сада заварился, закипел туман. Белесые его волокна протянулись над кущами сада, над просторным, безлюдным в этот час, двориком.

Повитый туманом, барак как бы отдалился, утратил четкость очертаний. Детали сгладились, стерлись; теперь были ясно видны лишь окна. Освещенные эти квадраты – оранжевые, белые, зеленоватые – обозначились сразу же с наступлением ночи. Они протянулись, вспыхнув, по всему фасаду, и только одно окошко (в самом центре, слева от входа) все время оставалось темным, слепым. Оно зияло, как провал, как пятно сгустившегося мрака.

Костя все не шел, не появлялся. И глядя на слепое это пятно, Игорь вспомнил, что в адресе Хмыря значилось: квартира № 2. «Стало быть, он тут как раз и живет, – подумал Игорь, – и сейчас где-то шляется, собака. Что ж, я подожду».

Игорь шевельнулся, устраиваясь поудобнее. Зевнул, стукнув зубами. Устало поднял воротник пиджака.

«Я подожду. Я дождусь! И прикончу его не просто, не сразу, не с одного удара, нет. Сначала я заставлю его признаться во всем. Буду резать медленно… Натешусь вволю…»

Было тихо. Только где-то за садом легонько позванивала, надрывалась гармоника. Потом музыка ушла. Постепенно угасли все окна в доме. Туман надвинулся плотней… А Костя все не шел, – он так и не появился в эту ночь!