«И проиграли бой» - [51]

— Идет! — согласился Лондон.

— У нас много сторонников в Торгасе. Конечно, ассоциация садовладельцев так настроила местных, что наши радетели и пикнуть в открытую боятся — попрятались, как мыши в норы. Но я до их кладовок доберусь.

— До сих пор у тебя как по маслу все шло.

— Еще бы! Правда, с одной старой девой заминка вышла. Уж очень ей хотелось помочь нашему делу, а помощь — не приведи господь!

Мак рассмеялся.

— Да тебе стоит до съестного добраться — ничто и никто не остановит, куда ж там бедной старой деве. Может, и впрямь она решила последнее отдать для нашего дела?

Дик поежился.

— Ну да, «последнее» у нее оказалось — шестнадцать топорищ.

— Вот что, сейчас получишь бумажку, что просил, и — в путь. На дорогах тебя не засекли?

— Не знаю, может, и засекли. Я на всякий случай вызвал Боба Шварца. Если меня за бродяжничество схватят — а дело, похоже, к этому идет, — Боб меня заменит.

Лондон порылся в ящике, достал бумагу, карандаш, протянул Маку, и тот написал «справку».

— Красиво у тебя получается! — восхищенно заметил Лондон.

— Правда? Ну, то-то. Может, мне и подписать за тебя, а, Лондон?

— Валяй!

— Ну и дела! — крикнул Дик. — Я и без вас мог не хуже написать! Он взял листок, тщательно сложил. Послушай-ка, Мак, говорят, одного парня кокнули?

— А ты и не знал? Джоя убили.

— Не может быть!

— Ей-богу. Он приехал с этими подонками — «подменщиками», решил было их на нашу сторону перетащить.

— Бедняга!

— Его сразу — наповал. Он и минуты не мучился.

Дик вздохнул.

— Да, от судьбы не убежишь. А Джою рано или поздно пули было не миновать. Похороны-то устроите?

— Завтра.

— Все выйдут?

Мак взглянул на Лондона.

— Какие могут быть сомнения! — фыркнул тот. Глядишь, и в городке нам посочувствуют.

— Да, Джой был бы доволен. Еще как доволен! Жаль, что он уж не увидит! Ну, мне пора. До встречи! — И, повернувшись, направился к выходу. Лиза подняла на него глаза. — До свидания, крошка. Может, и встретимся еще.

Лиза снова зарумянилась, рот чуть приоткрылся. Дик уже скрылся за пологом, а Лиза все смотрела ему вслед.

Мак снова заволновался.

— Господи! Да у них здесь круговая порука. Дик малый не промах, но если он еду не раздобудет, нам се ждать неоткуда.

— Ну что, будем помост строить к завтрашним выступлениям? спросил Джим.

Мак повернулся к Лондону:

— Ты уже распорядился?

— Завтра утром ребята его сколотят. Досок нет. Раздобыли пока только штакетины от забора. Большого помоста не выйдет.

— Не беда. Главное, чтоб всем ребятам Джоя было видно.

По лицу Лондона скользнула тревога.

— А что мне завтра говорить? Ты ж хочешь, чтоб я с речью выступал.

— К завтрашнему дню у тебя настрой будет самый боевой. Скажешь, что этот парень умер ради них всех. А если уж он жизни не пожалел, им и подавно сил щадить не надо — за себя же сражаются.

— Я речи держать не мастак, — посетовал Лондон.

— Ладно, пусть не речь. Просто поговори с ребятами. Не впервой. Просто поговори, лучше всякой речи получится.

— Ну, попробую.

Мак повернулся к молодой матери.

— Как там малыш?

Лиза покраснела, плотнее закуталась в одеяло. От длинных ресниц на щеки упала тень.

— Лучше некуда, — прошептала она. — Почти совсем и не плачет.

Полог палатки резко вздернулся, и вошел доктор, двигался он быстро и решительно, что никак не вязалось с печальным собачьим взглядом.

— Пойдете со мной, Мак? Я собираюсь проведать Андерсона-младшего.

— Непременно, док! — воскликнул Мак и бросил Лондону: — Охрану у дома Андерсона выставили?

— Выставить-то выставили, да добровольцев не нашлось, чуть не силой заставлял.

— Ничего не поделаешь. Пошли, док, и ты, Джим, если сил хватит.

— Да я уже здоров!

Бертон пристально взглянул на Джима.

— Вам бы сейчас в постели лежать.

Мак усмехнулся.

— Я уж боюсь его одного оставлять, не успеешь глазом моргнуть, он таких дел натворит. Пока, Лондон.

Ночь выдалась темная — ни звездочки — все небо заволокла огромная туча. В лагере тихо, лишь перешептываются мужчины подле небольших костров. Теплый недвижный воздух напитан влагой. Бертон и Мак с Джимом, не привлекая внимания, выбрались из лагеря и скрылись в ночной мгле.

— Боюсь, дождь пойдет, — вздохнул Мак. — И будут наши парни ровно мокрые курицы. Под дождем быстрее, чем под огнем, боевой дух исчезает. Палатки-то, поди, все протекают.

— Это уж точно, — подтвердил Бертон.

Они дошли до сада и зашагали меж рядами яблонь. Было так темно, что приходилось идти, вытянув вперед руки.

— Вы по-прежнему довольны забастовкой? — спросил доктор.

— Сейчас чуть меньше. Тут в долине людишки крепко друг за дружку держатся. Сейчас мы без пищи остались. Не раздобудем — наше дело труба. Ливанет дождь, и завтра же наша братия нас продаст ни за грош. Устали они просто. Чудно получается, док. Вот вы в наше дело не верите, а, похоже, до последнего с нами. Не понимаю я вас.

— Да я и сам себя не понимаю, — пробормотал доктор. — Я не верю в ваше дело, а вот в людей верю.

— Это как понимать?

— Трудно объяснить. Просто я верю, что они люди, а не скоты. Случись я на псарне, где собаки голодные, больные, неухоженные, я б им непременно помог, будь в силах. Ведь они ж не виноваты в том, что им плохо. Вы ж не попрекнете их, дескать, потому им так живется, что честолюбия ни на грош, осмотрительности — никакой, собаки и есть собаки. Не попрекнете же, верно? А постараетесь накормить, отмыть. Вот и я так. Кое в чем научился помогать людям, и как вижу обездоленного помогаю, особенно не раздумываю. Увидит художник холст, краски под рукой, и ему захочется рисовать; не станет он голову ломать, докапываться, откуда у него такое желание.