И пребудет вовеки - [2]

- И не только, - откликнулся писатель. - Мы _п_о_н_и_м_а_е_м, что боимся, а пускаем все на самотек. Вот это-то и страшно...

Генерал задумчиво поднял лицо к шумевшим над головой ветвям.

- Красиво, - неожиданно сказал он. - Иногда ловишь себя на мысли: до чего же все-таки кругом красиво, а ты не замечаешь... Привык, наверное... Тебе, вероятно, проще, а? С твоим-то наметанным глазом? Нет, скажем, чувства, будто чего-то там не доглядел?

Писатель пожал плечами.

- К сожалению, есть. Иначе бы я не приехал сюда и не просил...

- Оставь, - поморщился генерал. - Подумай о тех, кто будет жить. Кто-то ведь останется, и ты в это веришь. Потому и хочешь увидеть все сам, чтобы потом описать. Так подумай о них! Ты же художник! От тебя ждут чуда, если хочешь - сказки, как от всякого художника... Мир вздыбится и рухнет, расколется на миллионы частей. Кто будет собирать?

- Неужто я?!

- А почему бы нет? Многое станет иным. Ценности изменяться, нормы морали перетасуются, как колода карт... Но я не могу представить, чтобы ниточка от нас к тем, кто останется, оборвалась. Нельзя, чтобы потомки лишь судили и ненавидели нас за все те беды, которые мы им принесем. Они должны стать лучше и счастливей, и потому одну жестокость в память их переносить нельзя, - генерал умолк, с печалью глядя в осеннюю даль. - Если честно, то ведь этот мир не так уж был и плох! Было многое такое, что стоит сохранить...

- Ты обо мне? Или о моих книгах? Что ж... Но я хочу написать еще одну, самую правдивую!..

- И самую ненужную, - оборвал его генерал. - Пойми, ты всегда сочинял сказки о том, чего нет. Теперь пора поведать людям сказку о _н_а_ш_е_м дне. О том, что _б_ы_л_о.

Они, умолкнув, стояли на краю обрыва и смотрели друг на друга.

Два старых уже человека, один из которых, избравший профессию убивать, по иронии случая, убеждал другого, призванного в трепетных словах хранить всю мудрость и красоту земную, не допустить исчезновения человечности и веры - в новых временах.

Два старых друга, по-разному прозревших в миг перед концом...

- Наверное, ты прав... Времени, конечно, мало, но - чтоб начать...

- А это главное. Теперь - начать, а после...

- Для этого нужно уцелеть сейчас.

- Так уезжай! Немедленно. Ты еще успеешь спрятаться и переждать. Слышишь, что я говорю?!

- Но ты...

- Брось! Это моя работа. Твой долг писать. А мой... Я сам его взвалил на себя.

- И на меня, в какой-то мере. И на других. Долг перенести _в_с_е э_т_о_. Разве нет?

- Сейчас не время для объяснений. Может, как-нибудь потом... Как-нибудь... - генерал встряхнул головой. - Ладно. Все. Уезжай. Я запрещаю тебе оставаться здесь.

Осенний день был безмятежен и светел.

Но каждый вдруг почувствовал, как эта сентябрьская благодать незримой, почти невыносимой ношей ложится на обоих - и яростно сминает бодрость и надежду, и кичливую уверенность в себе.

И остается только ощущение пустоты... Никчемности. Абсурда.

- Проводи меня до дверей, - тихо попросил генерал.

Он закатил машину в гараж и прошел в дом. Здесь было чисто, все привычно и по-прежнему уютно.

Будто и не должно случиться ничего...

Крошечный оазис старой, доброй жизни...

И тогда, может быть, впервые он ясно осознал, _к_а_к_ был причастен к миру за окном, который рухнет, распадется...

Что потом?

Ведь он, действительно, художник и он, действительно, рожден, чтобы хранить земную красоту и воскрешать забытые пророчества, прозренья мудрецов!

Всегда...

Он вдруг успокоился.

Тяжесть спала с души.

Он вновь ощущал в себе уверенность и силу.

Он достал из холодильника кусок мяса и, наскоро поджарив, с аппетитом съел.

Вымыл за собой посуду, полил на подоконниках цветы, подмел пол в доме и растворил все окна.

Пахнуло влагой и прохладой, терпкие запахи осеннего леса ворвались в помещение - свежесть и какая-то лихая беззаботность вдруг пошли гулять по комнатам и коридорам.

Он почувствовал себя помолодевшим.

Давно уже он не испытывал такого неуемного желания - писать!

Ему внезапно захотелось неким сверхъестественным усилием связать воедино и весь безбрежный мир, что по-сентябрьски пламенел вокруг, и хмельное упоение, собственный восторг от одной лишь возможности _б_ы_т_ь в этом мире, и все идущие на смену поколения, которые должны, обязаны любить то доброе и вечное, что было, есть и будет - в них самих.

Слить все в единой фразе...

Или, напротив, в грандиозной книге, способной отразить весь вдохновенный ход времен. Неважно, _к_а_к_. Сейчас - неважно!

Он вынул из запасника бутыль вина, налил в стакан и выпил за удачу.

И сел за стол писать.

Стол стоял на веранде. Сквозь распахнутую настежь дверь была видна аллея, залитая солнцем, и клумба с ярко-красными цветами.

Осенний лес шумел на сотни голосов.

Он склонился над чистым листом бумаги и аккуратно вывел первые фразы.

И глубоко задумался.

Он не видел, как на секунду свет вокруг померк, сменившись затем неестественным сиянием.

И даже не почувствовал совсем, как все в этом мире, сжираемое адским пламенем, распадается на атомы, обращаясь в Ничто.

В жуткой круговерти огня на какую-то долю мгновения вспыхнул белый листок, и лишь две короткие фразы мелькнули на нем перед тем, как рассыпаться в прах: