И повсюду тлеют пожары - [21]

Вскоре, однако, случай представился сам. Во вторник после тусовки у Стейси Перри на Уинслоу-роуд заехала миссис Ричардсон.

— Вы обжились — я хотела посмотреть, не нужно ли вам чего, — пояснила она, но Мия видела, как взгляд ее блуждает по кухне и утекает в гостиную.

Мия не впервые сталкивалась с такими визитами (невзирая на прописанные в договоре «ограниченные права посещения») и попятилась, чтобы миссис Ричардсон лучше было видно. Миновало почти четыре месяца, но мебели в квартире не прибавилось. В кухне — два разномастных стула и стол-книжка без одной откидной секции (все найдено на обочине); в комнате Пёрл — узкая кровать и комод с тремя ящиками; у Мии — по-прежнему только матрас на полу и штабеля одежды в кладовке. В гостиной — рядок подушек на полу, обернутый яркой цветастой скатертью. Но линолеум на кухне оттерт, плита и холодильник блестят, ковролин без единого пятнышка, а матрас Мии застелен свежими полосатыми простынями. Обстановка скудна, но квартира не казалась пустой. «Можно мы тут покрасим?» — спросила Мия, когда они въезжали, и миссис Ричардсон, помявшись, ответила: «Только чтобы не очень темно». Она подразумевала, что не надо черного, темно-синего, красно-бурого, но назавтра сообразила, что, может, Мия имела в виду фрески — она же все-таки художница — и в итоге получится Диего Ривера[24] или претенциозные граффити, которым грош цена в базарный день. Но нет, никаких фресок. Каждая комната своего цвета — кухня солнечно-желтая, гостиная густого оттенка мускусной дыни, спальни тепло-персиковые; вся квартира — будто шкатулка солнечного света, даже в пасмурный день. И повсюду висели фотографии — без рамок, прилепленные клейкой массой и все равно потрясающие.

Этюды с тенями на кирпичной стене, груды перьев, сбившиеся у берега озера Шейкер, эксперименты Мии с печатью на разных поверхностях — на кальке, на фольге, на газетах. Одна серия растянулась по всей стене — многонедельная съемка на ближайшей стройке. Сначала ничего, только бурый холмик на фоне бурой пустоты. Постепенно, кадр за кадром, холмик зеленел сорняками, покрывался косматой травой и прочей порослью, и наконец к макушке холмика цеплялся кустик. Позади холмика медленно рос трехэтажный бежевый дом — точно громадная зверюга выбиралась из-под земли. Фронтальные погрузчики и самосвалы возникали и пропадали, точно призраки, которые не подозревают, что на них смотрят. На последней фотографии бульдозер ровнял землю, выглаживал почву, расплющивал пейзаж — словно мыльный пузырь лопнул.

— Батюшки, — сказала миссис Ричардсон. — Это всё ваши?

— Иногда нужно поглядеть, как они смотрятся на стене. Тогда ясно, получилось ли. И ясно, какие мне нравятся.

Мия оглянулась на фотографии, будто на старых друзей — будто воскрешала в памяти их лица.

Миссис Ричардсон вгляделась в снимок угрюмой девочки в ковбойском костюме. Мия щелкнула ее на параде по дороге в Огайо.

— У вас замечательный портретный дар, — сказала миссис Ричардсон. — Надо же, как вы ее уловили. Почти в душу ей заглядываешь.

Мия ничего не ответила, но кивнула, — это из скромности, решила миссис Ричардсон.

— Вам бы заняться портретами профессионально, — посоветовала она. Осеклась. — Я не в том смысле, что вы не профессионал, разумеется. Но может, в студии. Или на свадьбах и помолвках. За вами гоняться будут. — Она обмахнула рукой фотографии на стене, точно они лучше объяснят ее мысль. — Более того — может быть, вы сделаете портреты нашей семьи? Я вам, разумеется, заплачу.

— Может быть, — сказала Мия. — Но с портретами беда в том, что надо показывать людей, какими они хотят выглядеть. А я люблю показывать людей, какими их вижу я. Скорее всего, в итоге я нас всех только расстрою.

Она безмятежно улыбнулась, и миссис Ричардсон не нашлась с ответом.

— А ваши работы продаются? — спросила она.

— У моей подруги галерея в Нью-Йорке, кое-что она продает. — Мия погладила одну фотографию, пальцем обвела изгиб проржавевшего моста.

— Тогда я хочу купить, — сказала миссис Ричардсон. — Более того, я настаиваю. Если не поддерживать наших художников, как им творить великое искусство?

— Это весьма великодушно.

Взгляд Мии на мгновенье скользнул в окно, и миссис Ричардсон уколола досада — как-то вяловат отклик на ее филантропию.

— И финансово вы справляетесь? — спросила она. Мия верно трактовала это как вопрос об аренде квартиры и своей способности за нее платить.

— Мы всегда справлялись, — ответила она, — так или иначе.

— Но ведь наверняка фотографии продаются не всегда. Не по вашей вине, разумеется. А сколько обычно стоит фотография?

— Мы всегда справлялись, — повторила Мия. — Если надо, я подрабатываю. Уборщицей в домах, поваром на кухне. В таком духе. Сейчас на полставки во «Дворце удачи». Китайский ресторан на Уорренсвилл. У меня не бывало долгов, которых я не возвращала.

— Да нет, конечно, я совсем не это имела в виду, — вознегодовала миссис Ричардсон.

И перевела взгляд на самый большой отпечаток, в одиночестве прилепленный над каминной полкой. Женщина — спиной к камере, танцует. Пленка запечатлела ее в размазанном движении — сплошные руки: закинуты над головой, прижаты к бокам, подогнуты к талии, путаница рук, и женщина, в шоке сообразила миссис Ричардсон, походила на гигантского паука в дымке паутины. Это ошарашивало, ошеломляло, но она не могла отвести взгляд.