И повсюду тлеют пожары - [20]

Не обменявшись ни словом, они выбежали к обочине, где ждала машина Лекси.

К тому времени Пёрл вернулась в свой угол на кухне — ждать, когда снова появится Трип. Но Трип не появился — ни к половине одиннадцатого, ни к одиннадцати. Проходил час за часом, опустошалась бутылка за бутылкой, вечеринка дичала и кричала все громче. В начале первого Стейси Перри, наливая себе воды в стакан, сблевала в кувшин, и Пёрл решила, что пора домой. Но Лекси она не нашла, даже пробившись сквозь пульсирующую массу тел в гостиной. А выглянув наружу, не поняла, стоит ли «эксплорер» Лекси в неровном ряду машин.

— Лекси не видели? — спрашивала она всех, кто хоть отдаленно смахивал на трезвого. — А Сирину?

Большинство выкатывали глаза, будто тщились вспомнить, кто она такая.

— Лекси? — переспрашивали они. — А, Лекси Ричардсон? Ты пришла с ней?

В конце концов одна девчонка, растянувшаяся на коленях у футболиста в большом кресле, сказала:

— По-моему, она со своим парнем уехала. Да, Кев? Кев в ответ мясистыми руками взял ее за лицо, притянул ее губы к своим, и Пёрл отвернулась.

Она не вполне понимала, где находится, а от водки и без того условная карта Шейкер-Хайтс в голове помутилась еще больше. Можно отсюда добраться до дома пешком? Долго идти? Как эта улица-то называется? Пёрл позволила себе минутку пофантазировать. Вот бы Трип шагнул сейчас в дом сквозь раздвижные стеклянные двери, и вслед за ним в кухню ворвалась холодная свежесть. «Тебя подвезти?» — спросил бы Трип.

Но, разумеется, ничего такого не произошло, и в конце концов Пёрл умыкнула беспроводной телефон с кухонной столешницы, шмыгнула во двор к гаражу, где было потише, и позвонила Сплину.

Спустя двадцать минут к дому Стейси подкатила машина. Пассажирское окно опустилось, и со своего насеста на парадном крыльце Пёрл разглядела хмурого Сплина.

— Залезай, — только и сказал он.

Салон в машине был сплошь обит мягчайшей кожей — она гладила бедра Пёрл, будто человеческая.

— Это чья машина? — глупо спросила Пёрл, когда они отъезжали.

— Мамина, — ответил Сплин. — И, предваряя твой вопрос: она спит, так что давай не тормозить.

— Но у тебя же еще нет прав.

– «Мне можно» и «я умею» — две разные вещи. — Сплин свернул на Шейкер-бульвар. — Ну, ты сильно пьяная?

— Я выпила один стакан. Я не пьяная. — Еще не договорив, Пёрл засомневалась, правда ли это — водки в стакане было немало. Голова кружилась, и Пёрл закрыла глаза. — Я просто не знала, как добраться домой.

— Машина Трипа, между прочим, там еще стояла. Мы ее проехали. Чего ж ты не попросила его?

— Я его не нашла. Никого не могла найти.

— Небось наверху с девчонкой какой-нибудь.

Некоторое время они ехали молча, и слова эти ворочались у Пёрл в голове: «наверху с девчонкой какой-нибудь». Она попыталась вообразить, каково это, что происходит в этих темных комнатах, представила, как к ней прижимается тело Трипа, и ее залило красным жаром. Судя по часам на приборной доске, дело близилось к часу ночи.

— Вот теперь ты понимаешь, — сказал Сплин. — Какие они. — Возле квартала Мии и Пёрл он выключил фары, подкатил к тротуару. — Мама твоя рассердится.

— Я сказала, что буду с Лекси, а она сказала, что мне можно до двенадцати. Я не очень опоздала. — Пёрл глянула на горящее окно кухни. — От меня воняет?

Сплин склонился ближе.

— От тебя немножко пахнет дымом. А вот бухлом не пахнет. На. — И он вытащил из кармана пачку «Трайдента».

По словам всех очевидцев, хэллоуинская вечеринка продлится до четверти четвертого утра и под конец кое-кто отрубится на восточном ковре у Перри в гостиной. Лекси прокрадется домой в полтретьего, Трип — в три, и назавтра оба проспят за полдень. Позже Лекси извинится перед Пёрл и исповедуется шепотом: они с Брайаном давно думали, а ночью им показалось, что пора, и… ну, она не знает, просто хотела кому-то рассказать, она даже Сирине еще не говорила, а она теперь иначе выглядит? И Пёрл решит, что да, Лекси выглядит иначе — худее, резче, волосы забраны в вислый хвост, в уголках глаз остались мазки туши и блеска; в крохотной складочке у нее между бровей Пёрл различит, какой станет Лекси через двадцать лет, — похожей на мать. И с того дня Пёрл будет казаться, что каждый жест, каждый поступок Лекси окрашен сексом — некая умудренность в смехе, и косые взгляды, и беспечная манера всех трогать за плечо, за руку, за коленку. Это расслабляет, решит Пёрл, это растормаживает.

— А ты как? — наконец спросит Лекси, пожав ей локоть. — Домой нормально добралась? Весело было?

И Пёрл в ответ лишь осторожно — ибо только что обожглась — молча кивнет.

А сейчас она вышелушила жвачку из обертки и сунула в рот, и на языке распустилась мята.

— Спасибо.

* * *

Вопреки заверениям Пёрл — мол, Мия на опоздание не рассердится, — Мия рассердилась очень сильно. Когда Пёрл наконец поднялась в квартиру — воняя дымом, и алкоголем, и еще чем-то (Мия была плюс-минус уверена, что травой), — Мия не знала, что сказать.

— Иди в постель, — наконец выдавила она. — Поговорим утром.

Настало утро, Пёрл проспала, а когда поднялась около полудня, взлохмаченная и с резью в глазах, Мия так и не придумала, что сказать. Ты же хотела, чтобы у Пёрл была нормальная жизнь, напомнила себе она; ну вот, пожалуйста, подростки так и живут. Надо бы, наверное, включиться активнее — быть в курсе, что творится с Пёрл, что творится с Лекси, что творится с ними со всеми, — но как? Таскаться с ними на вечеринки и хоккей? Запрещать Пёрл выходить из дому? В итоге Мия так ничего и не сказала, а Пёрл безмолвно проглотила плошку хлопьев и вернулась в постель.