И побольше флагов - [24]

– Для вас это только лучше, – сказал мистер Бентли. – В нашей стране звание литератора гораздо выше, чем звание журналиста.

– Поможет ли мне это звание попасть в Скапу?

– Мм, нет…

– Получить польского переводчика?

– Нет.

– Так на черта мне звание литератора?

– Я переведу вас в другой отдел, – пообещал мистер Бентли. – Ваше место – это пресс-бюро.

– Там сидит какой-то юный сноб, который разговаривал со мной так, будто я дохлая мышь, которую притащила кошка! – пожаловался автор «Судьбы нацизма».

– Он больше не будет так с вами разговаривать, если вы официально станете там числиться. Но раз уж вы сейчас здесь, то как вы отнесетесь к предложению написать для нас книгу?

– Нет.

– Нет? Ну, надеюсь, что в Скапу вы так или иначе попадете… Никогда ему туда не попасть, – добавил мистер Бентли, когда дверь закрылась, – никогда и ни за что, будьте уверены. Вы его книгу читали? Удивительно глупая книга. Он пишет там, что Гитлер тайно женат на еврейке. Один Бог знает, что он напишет, если пустить его в Скапу.

– А если все-таки ему удастся туда попасть, что, по-вашему, он способен написать?!

– Что-нибудь крайне скандальное, не сомневаюсь, но ответственность за это мы нести не будем. Или будем? Как вам кажется?

– Джеффри, вы сказали, что я широко известен как левый писатель. Подразумевает ли это, что, если фашисты придут к власти у нас, я буду у них в черных списках?

– Несомненно, мой дорогой.

– Они творили ужасные вещи с левой интеллигенцией в Испании.

– Да.

– И это же творят сейчас в Польше.

– Да.

– Ясно.

На несколько секунд их разговор прервало появление архимандрита. Тот выразил огромную готовность написать книгу об интригах нацистской коалиции в Софии.

– Вы полагаете, что сможете помочь перетянуть Болгарию на нашу сторону?

– Это будет плевок в лицо болгарам, – заявил его блаженство.

– Думаю, он способен написать отличную автобиографию, – сказал мистер Бентли, когда священник покинул их. – В мирное время я бы заключил с ним договор.

– Джеффри, вы всерьез считаете, что я мог бы попасть в черные списки левой интеллигенции?

– Конечно, всерьез. В первую же строку списков. И вы, и Петруша с Цветиком.

От упоминания этих двух знакомых имен Амброуза слегка передернуло.

– С ними все в порядке, – сказал он. – Они в Штатах.

Бэзил и Амброуз встретились на выходе из министерства. Они задержались на минутку, наблюдая короткую стычку автора «Судьбы нацизма» с полицейским охранником. Судя по всему, американец в припадке раздражения порвал клочок бумаги, являвшийся пропуском, и теперь охрана его не выпускала.

– В каком-то смысле мне даже жаль его, – заметил Амброуз. – Это не то место, где хочется пробыть до самого конца войны.

– Мне предложили здесь работу, – соврал Бэзил.

– И мне тоже, – сказал Амброуз.

Они вместе шагали по сумрачным улицам Блумсбери.

– Как Поппет? – наконец нарушил молчание Бэзил.

– Взбодрилась после твоего ухода. Пишет и пишет. Безостановочно, как сенокосилка.

– Надо будет выбрать время и заглянуть к ней. С тех пор как вернулась Анджела, я так занят. Куда мы идем?

– Не знаю. Мне некуда идти.

– И мне идти некуда.

На улице повеяло вечерней прохладой.

– Я чуть было не вступил в Ударный гвардейский пехотный полк, – сказал Бэзил.

– У меня когда-то был там дружок капрал.

– Давай-ка лучше навестим Соню с Аластером.

– Я сто лет там не был.

– Так идем! – Бэзилу требовался кто-то, чтобы оплатить такси.

Но, приехав в домик на Честер-стрит, они застали там одну Соню, которая запаковывала вещи.

– Аластер уехал, – сообщила она. – Он теперь в армии – рядовым. Ему сказали, что для командного состава он слишком стар.

– Господи, совсем как в четырнадцатом…

– И я уезжаю – еду к нему. Он возле Бруквуда.

– Тебе понравится там, около некрополя, – сказал Амброуз. – Чудесное местечко. На кладбище целых три паба, прямо среди могил. Я спросил девушку в баре, сильно ли напиваются скорбящие на похоронах. «Нет, – отвечает, – напиваются потом, когда приходят на могилы. Тогда им надо как-то утешиться». А ты знаешь, что у ветеранов есть свое кладбище? Может быть, если Аластер окажется хорошим солдатом, он удостоится принятия в почетные члены Союза…

Амброуз все болтал и болтал. Соня паковалась. Бэзил рыскал в поисках бутылок.

– Нечего выпить.

– Все упаковано, милый, извини. Надо будет куда-нибудь пойти.

Позже, когда все вещи были уложены, они вышли в затемнение и дошли до бара. Там к ним присоединились друзья.

– По-видимому, мой план аннексии Либерии никого не заинтересовал.

– Сволочи.

– Они начисто лишены воображения и отвергают все, что им предлагается со стороны. Все равно как огороженные места для членов того или иного клуба на скачках. Нет на тебе нужного значка – не пустят.

– Думаю, Аластер это тоже ощутил.

– Война будет долгой. Подожду, пока не подвернется какая-нибудь забавная работенка для меня.

– Не верю я, что все так и будет.

Все разговоры вертятся вокруг одного, думал Амброуз, вокруг работы и какая война предстоит. Война в воздухе, война на истощение, танковая война, война нервов, война пропагандистская, война в тылу противника, маневренная война, народная война, мировая война, простая война, война бесконечная, война непостижимая, война скрытая, без определенных признаков и проявлений, война метафизическая, война во времени и пространстве, вечная война… Всякая война бессмысленна, думал Амброуз, и плевать я хотел на их войну, ко мне она не имеет отношения. Однако, думал он, если я один из них, если я не космополит, не еврейский гомик, не из тех, кого нацисты называют дегенератами, если я не одиночка, не единственный сохранивший здравомыслие индивид, если я принадлежу к этому стаду, являюсь частью народа, если я как нормальный человек несу ответственность за благополучие всего стада, то, клянусь всем святым, думал Амброуз, не стану я сидеть и рассуждать о том, какая война нам предстоит, а сделаю эту войну своей войной, я примусь убивать и обращать в бегство чужое стадо так живо и рьяно, как только смогу. И можете быть уверены, в моем стаде не будет скотов, вынюхивающих для себя подходящую работу!