И опять снова… - [22]

6 7.47 вечера

Женщина сжала под столом руку молодого человека, стараясь, чтобы другие этого не заметили. Ей нравилось чувствовать шершавость кожи на его ладонях, хотя они должны бы быть гладкими, без мозолей, ведь никаким физическим трудом он не занимался. Только говорил, что это от гимнастических упражнений на брусьях.

Перебирая левой рукой его пальцы, правой она взяла свой бокал и посмотрела на соседа. Говоря по правде, она и сама не знает, почему он ей нравится. В нем нет ничего оригинального. Вскоре они расстанутся, но это ее не особенно беспокоит. Появится другой.

В середине августа жара стояла удушающая. Около половины шестого Уго, весь мокрый от пота, вернулся домой. Не очень-то приятно, когда нейлоновая сорочка липнет к телу. Войдя в свою маленькую квартирку, Уго заметил рядом с креслом грязную пепельницу. Не выпуская из рук ключа от входной двери, пошел на кухню, вымыл и вытер пепельницу и снова поставил на место.

Потом в ванной снял рубашку и майку и положил их в раковину, а с брюками вернулся в комнату, повесил их и присел на краешек кровати стянуть носки и ботинки. Босиком, в одних трусах снова пошел в ванную. Выстирал рубашку и майку и, прополаскивая их, забрызгался, во вытираться не стал – было приятно чувствовать холодные капли на потном теле. Пол тоже мокрый, когда он стирает, всегда на полу лужи. Уго развесил белье на металлической трубочке для пластиковой занавески.

Снова пошел на кухню. По своему обыкновению никак не мог решить: приготовить что-нибудь выпить или сварить кофе. Где-то он прочел, будто эскимосы, чтобы лучше переносить холод, пьют не горячий, а холодный чай, а кочевые арабские племена в сердце раскаленной пустыни спасаются от зноя кипящим кофе. «Ужасная жара, так кофе или глоток спиртного?» Уже в который раз он решает последовать совету, который вычитал в книге.

Уго достает подаренную Беттиной маленькую итальянскую кофеварку, в которой можно варить всего две чашечки. «Для тебя и для меня», – сказала Беттина, преподнося свой дар. Ставит кофеварку на электрическую плитку, втыкает вилку в розетку, и тотчас страшный толчок отбрасывает его к противоположной стене. Кофеварка, отлетев, стукается о мойку, а тело Уго, сведенное страшной судорогой, падает на пол.

Пытаясь повернуть голову, я ощущаю острую боль. А когда подношу руку к тому месту, где болит, с удивлением нащупываю опухоль, залепленную шероховатым лейкопластырем. Пытаюсь открыть глаза, но веки словно свинцом налились. Вообще между моими желаниями и действиями почему-то существует разрыв. Реакция замедленна, словно в полусне, я толком не понимаю, что происходит. Тело меня не слушается. Чувствую, что обязательно нужно открыть глаза, а ничего не могу поделать. Сигнал поступает в мозг, но там и остается.

Снова трогаю пластырь, наконец мне удается повернуть голову. В комнате горит свет, это чувствуется даже сквозь опущенные веки. В конце концов с большим трудом мне удается открыть глаза, и я вижу перед собой своего начальника. В голове у меня совершенно пусто, я даже не удивляюсь, что он сидит в той же комнате, где лежу я.

Осматриваюсь. Похоже, меня поместили в госпиталь. Снова поворачиваюсь к шефу. Он улыбается и говорит, что я побил рекорд по продолжительности сна. Не отвечая, делаю попытку подняться, однако, почувствовав словно. удар хлыста по вискам, откидываю голову на подушку; в глазах темнеет; лицо сводит судорога; я опускаю, веки, позабыв про шефа. Но через несколько минут мне все же удается снова открыть глаза. В голове немного прояснилось, я как будто бы слегка взбодрился.

Опять слышу голос шефа, хотя смысл его слов до меня не Доходит… Он встает, направляется к дверям, и я тут же засыпаю.

Когда я проснулся, не знаю. В палате царит голубоватый полумрак. Чувствую, что немного пришел в себя. На мне чья-то чужая пижама. Я встаю. Голова болит уже не так сильно. Иду в душ и смотрюсь в зеркало, висящее над умывальником. На воспаленной правой скуле огромный синяк, лицо все в ссадинах, смазано чем-то красным. Лоб забинтован, правый висок залеплен пластырем. В голове снова начинает стучать, острая боль пронзает мозг, и я возвращаюсь в постель. Дверь открывается, входит медсестра и помогает мне лечь.

Я опять проваливаюсь в какой-то тревожный полусон – и просыпаюсь уже поздним утром. Передо мною, улыбаясь, сидит шеф.

– Ты меня слышишь?

Да, теперь слышу, слышу все, что он мне говорит, и вижу его отчетливо, пытаюсь объяснить ему, что, кажется, меня хотели убить и я никак не могу поверить, что выжил и лежу здесь, в госпитале.

Он просит меня не волноваться, у меня лишь легкая контузия и ушибы, мне нужно как следует отдохнуть, а о делах мы поговорим потом.

Я приподнимаюсь. Нет. Со мной уже все в порядке, и мы должны поговорить сейчас же. Понимая, что поплатился за собственное легкомыслие, я рассказываю ему о случившемся, готовый к справедливой критике. Он задумывается, а потом говорит, что получены новые данные по делу, сообщает о них и уходит. Я остаюсь один. Прикрыв глаза, решаю немного отдохнуть, но мозг продолжает работать.

Мои размышления прерывает санитарка, принесшая завтрак. Я вдруг чувствую зверский голод, она улыбается, и ее слова: «Это первый признак, что вам лучше» – звучат для меня музыкой. Насытившись, я с удовольствием закуриваю сигарету.