И обретешь крылья... - [28]

СИМОН НА ШОУ

Как-то раз Симон по случаю оказался на репетиции моей новой сольной программы; до этого он еще не видел меня на сцене.

И вот я пригласила его в Мюнхен на свое шоу. Я была очень влюблена, и мне ужасно хотелось отличиться перед ним, произвести впечатление — павлину захотелось распустить хвост.

Зал был битком набит, все места были раскуплены до самого последнего стула. Заиграло вступление, я вышла на сцену под бой барабанов с громадной надувной куклой мужчины в натуральную величину, лежащей до поры в сумке. В течение следующих десяти минут она была надута мною и Тиной, под громкий смех всего зала. На мне была коротенькая униформенная куртка и тесные брючки из латекса, плотно облегавшие зад и ноги.

Я уже завладела публикой и могла теперь делать с ней все, что захочу.

Грохотал тяжелый рок, вибрировали барабанные перепонки, тек пот. Шесть лучших музыкантов Мюнхена выдавали классный фанк-рок. Тина, наша певичка, была как рыжая ведьма, раскрепощенная до непристойности, с голосом, как если бы скрестить Тину Тернер и Нину Хаген. Я до сих пор удивляюсь, что она еще не звезда.

Тина и я великолепно дополняли друг друга. Она поддерживала меня голосом и харизмой, Янни был похож на дервиша за своими причиндалами. Бибуль выдавал бас со всей своей дьявольской, первобытной негроидной силой. Фабиан, гитарист, и Зено, клавишник, подняли гармонию рока на максимальную высоту. Тексты песен и реплик были чистой сатирой, злой, непристойной, провокационной, ядовитой — детище Лены и Янни. Я чувствовала себя превосходно как никогда. С тех пор, как я начала выступать в шоу, я не знала проблем ни с лишним весом, ни с плохим настроением. На первом представлении этого еще не было. Тогда я в перерыве падала на стул в гардеробе, в глазах плавали черные звезды и красные круги, и я всерьез боялась, что не смогу выдержать перенапряжения и во второй части упаду на пол. У меня часто бывают такие страхи, ни один из которых, правда, не сбывается! Но большое количество концертов в течение года привели к тому, что теперь я в прекрасной форме, лучшей за всю мою предыдущую жизнь. Мне было под сорок, а я была стройнее, красивее и энергичней, чем десять лет назад. Рок-музыка была для меня жизненным эликсиром и источником сил. Она приводила меня в движение, заставляла расти, танцевать, петь, прыгать, орать — в общем, жить!

Во время третьей — медленной и любовной — песни я среди публики отыскала глазами Симона. Сияющий, он сидел в пятом ряду со своим другом и смотрел на меня взглядом, полным гордости. Его восторг был виден даже со сцены. После представления он пришел ко мне с благоговейным выражением на лице и сказал:

— Я предполагал, что это будет здорово, но и подумать не мог, до какой степени!

Вообще он считался мало с какими людьми, мало с какой силой и общепринятыми нормами. Но теперь я в еще большей степени стала для него существом из другого мира, который магически его притягивал и привлекал, мира, в который у него самого не было доступа. Его собственный мирок был мал и скуден; во мне он видел шанс выбраться из него. Я была его цель — он был моя мечта.

Первое, что он сделал для меня, была громадная кровать.

Он сам вместе со своим другом сделал для нее каркас. По бокам она была обита серым, с цветами ковром, таким же, какой устилал пол самой спальни. Огромное ложе имело в ширину около четырех метров и две ступеньки, чтобы восходить на него, как на трон. По стенам спальни висело четыре зеркала, общей площадью в десять квадратных метров, а на полу лежал китайский шелковый ковер.

Когда Симон пришел ко мне, воздух спальни благоухал лимонником и бергамотом, двадцать свечей освещали комнату таинственным, мерцающим светом и играла небесная музыка…

Восторженный экстаз окутывал нас, как аура, и мы превращались в два божества, соединяющихся друг с другом в ином, волшебном мире.

Когда в колеблющемся свете свечей я видела коленопреклоненного Симона перед собой, когда я одновременно видела его позади себя, отраженного в зеркалах и при этом чувствовала его в себе, когда мои ноги лежали на ступенях, а он, стоя на коленях, погружал свои полные губы в мое жаждущее лоно, — это лишало меня сознания, а когда он входил в меня, я впадала в экстаз и ощущала полное, почти мистическое слияние. Он не отпускал меня до тех пор, пока я, обессиленная, не падала на подушку. И тогда он ложился рядом со мной. Он никогда не засыпал сразу после любви, как это бывает с большинством мужчин, а долго еще ворочался рядом, пока мы оба незаметно не забывались сном.

Он тихо поглаживал меня, укачивал на руках, шептал слова любви, и мы погружались в сладкий, знойный, жаркий сон, а когда просыпались, то прижимались телами и говорили о себе.

— Я никогда и никого так не любил, — говорил он снова и снова. — Я не знал этого прежде. Еще ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой. Разумеется, и раньше у меня были женщины, но ни с одной у меня не было такого чувства уверенности, защищенности. Ты для меня жена, мать, ребенок — все. Я так сильно люблю тебя! Ты так мне нужна!

Я не знаю, сколько раз он говорил это, говорил каждый день и по нескольку раз. Сотни раз он высаживал в меня слова, как семена, пока они не взошли и не начали колоситься. Он форменно фонтанировал. Он осыпал меня объяснениями в любви, цветами, подарками, комплиментами, и не неделю, не месяц — годы! Это называется — мужчина любит глазами, женщина — ушами. Его окрыляли прогнозы нашего совместного будущего, он забирался на прямо-таки метафизические высоты, и обозревал оттуда нашу любовь, и мечтал увлеченно.