И никаких фантазий! - [13]

— Хочешь сказать, что я топчусь на месте? — вздохнул фантаст Петров. Сам знаю. Но разве не верно, что дух закаляется в преодолении трудностей?..

— Слишком расплывчатая сентенция… К тому же «закалка» не есть развитие, а скорее — огрубление, обретение духовных мозолей и потеря чувствительности.

— Мои любимые и так задыхаются в нищете! — воскликнул фантаст Петров. — Как я могу перестать суетиться?!

— Вот видишь… А ты еще и меня хотел взвалить на себя, как показалось, с грустной усмешкой заметила Оза. И продолжила серьезно: — Ты не должен суетиться духовно.

— Легко сказать, — передернул плечами фантаст Петров. — Ни в каком деле нельзя добиться успеха, если не вкладывать в него душу. По крайней мере, в моем мире.

— В нашем, — уточнила Оза.

— Тебе виднее, — повел он бровями, не открывая глаз.

— Весь вопрос в правильности выбора: в какое дело стоит вкладывать душу, в какое нет…

— Да слышали, слышали, мол, «не можете служить Богу и маммоне»… Только какая к черту маммона, когда от зарплаты до зарплаты с трудом дотягиваем?! Можно не заботиться о собственном пропитании и одеянии, и то стыдно, ибо сие — паразитирование, но нельзя не заботиться о тех, кто зависит от тебя. Даже знаменитые «птицы небесные» с утра до вечера, не покладая крыльев, таскают корм птенцам своим…

— Да, вам сейчас не легко. Правда, легко никогда не было… Но тем драгоценней искорки духовности, которые удается сохранить в этой суете… Только проблема не в заботе об удовлетворении жизненных потребностей.

— А в чем же тогда? — удивился фантаст Петров.

— В том бездонном болоте, которое уже засосало не одну тысячу блестящих умов и высоких душ и к которому ты так самозабвенно стремишься…

— И имя ему?..

— Политика…

— О, так с политикой я давно завязал! Сразу же, как господин Президент покончил с демократией.

— Тогда это были игрушки для взрослых дядей. Сейчас играм пришел конец. Мафиозный тоталитаризм не любит шуток…

— Откуда это тебе известно? В твоем «царстве божием», как я понимаю, сплошное благорастворение в воздусях…

— От тебя мне все известно… А насчет благорастворения… Каждый уровень бытия имеет свои проблемы. Бесконфликтных уровней не существует. Чем выше, тем сложнее. Хотя это несопоставимо, ибо субъективно.

— Ну, древние греки считали политику не худшим из занятий, а где-то приближенным к божественному, — попытался защититься фантаст Петров.

— Да, мы тут изредка дискутируем с Платоном, — усмехнулся голос Озы. Получив дополнительную информацию, он пересмотрел свои взгляды. Он считал истинным политиком того, кто внемлет божественному разуму, но на физическом уровне таковых быть не может, ибо информационные структуры, называемые человеческим и божественным разумом, просто несовместимы.

— Неужели так-таки и отрекся? — поинтересовался фантаст Петров.

— Нет, но теперь его теория более соответствует реальности. — А именно? — еще больше загорелся фантаст Петров.

— А уж это выясняй у него сам, — посоветовала Оза.

— Сам?!.. А, ну да… Ведь у меня впереди тысячелетия… Но мне это интересно сейчас!

— Можно и сейчас, если ты действительно будешь к этому стремиться, то есть делать конкретные шаги на пути к этой цели, а не барахтаться в зловонном болоте политики.

— Не понимаю, чем заслужил? — удивился фантаст Петров.

— Ты вознамерился поучать политиков, не имея ни малейшего политического опыта. Политики даже более самолюбивы, чем поэты, хотя и притворяются безэмоциональными дипломатами. Властолюбцы сверхранимы и никогда не прощают тех, кто наносит раны их самолюбию. А таковыми безумцами обычно оказываются Поэты, самолюбие которых не выдерживает ран, наносимых властолюбцами…

— Ты хочешь, чтобы нарушилось это извечное противостояние?.. Или хочешь, чтобы я перестал быть поэтом?.. — удивился фантаст Петров.

— Я хочу, чтобы поэт занимался поэзией, а не воевал с ветряными мельницами.

— Обычно считается, что это идентичные занятия, — хмыкнул фантаст Петров.

— Пещерное мышление по Платону, — ответила Оза. — Так думают те, кто никогда не выйдет к свету, потому что и не стремится к нему.

— Но если поэты не будут противостоять политикам, то кто же им, вообще, будет противостоять?

— Пусть противостоят друг другу — они вполне самодостаточны. Вступая в конфликт с политиком, поэт сам становится политиком и, значит, перестает быть поэтом.

— Только в том случае, если ставит политические цели, — возразил Петров. — Но именно они, как правило, чужды поэтам… Мы отстаиваем такие ценности, которые политикам кажутся иллюзорными, несерьезными человеческое достоинство, честь, индивидуальную творческую свободу и свободу, вообще, справедливость и равенство — ценности, которые по ошибке считаются предметом политики. Мы защищаем человеческие эмоции от диктата социума. В этом противостоянии нет правых и неправых. И те, и другие необходимы жизни, как магниту — разноименные полюсы…

— Вот именно, — подхватила Оза его мысль, — жизнь прекратится, если один из полюсов превратится в другой… Ты говоришь красиво и почти убедительно, но не ухватываешь сути различия.

— То есть?

— Политики — плоть от плоти физического плана, властелины пещерного дна. И в этом смысле каждый живущий — политик. Поэты творцы и ретрансляторы духовного плана. И в этом смысле каждый человек — поэт. Сущность личности, судьба человека зависит от соотношения этих идеальных ипостасей в его психике.