И не осталось никого - [42]

Бенни в ответ усмехнулся. Но тут некто сказал:

— Послушай, Бенни, — мы не шутим. Мы серьезно.

А Бенни, продолжая усмехаться, сказал:

— Да, это смешно, это умно.

Некто оборвал его. Бенни не слушал. Бенни не слышал его.

— Мы чертовски серьезны, — объявил некто.

И теперь Бенни понял, что парень действительно не шутит.

— Так вы это серьезно?

— Бенни, ты меня слушаешь или нет? — спросил некто, — Мы чертовски, чертовски, чертовски серьезны.

— Ах так, — протянул Бенни. — А я думал, вы шутите.

— Нет, мы ничуть не шутим, — сказал он. — Ничуть не шутим.

— Кто это вы? — спросил Бенни.

— Бенни, не будь идиотом. Говори — ты участвуешь или нет?

— Ты ведешь речь о том, чтобы его подставить, — заметил Бенни.

— Но это же шутка! — воскликнул некто. — Обычная такая шуточка!

— Мне это не нравится.

— Почему?

— Не знаю, — ответил Бенни. — Просто мне не нравится в этом участвовать.

Его собеседнику оставалось только хлопнуть руками по коленям и встать.

— Ну, — сказал он, — как знаешь.

После того как некто ушел, Бенни позвонил в службу безопасности.

— Чем я тебе могу помочь, Бенджамин? — спросил Роланд.

— Слушай, — сказал Бенни, — я думаю, не стоит тебе делать обыски в кабинете Джо. Сколько раз ты уже там побывал?

Оказывается, Роланд заглядывал туда в каждую свою ночную смену, то есть каждый вторник.

— И нашел что-нибудь?

— Ничего, кроме заячьей лапки.

— Слушай, мы как-то раз валяли дурака, говорили, что, кроме него, заниматься этим некому, потому что только он остается до девяти, а то и до десяти. Он делает это, чтобы мы чувствовали, что, в отличие от него, не особо-то утруждаемся. Но это была шутка, Роланд. Он не имеет к этому никакого отношения. Не нужны ему наши цацки.

— Но если это не он, то кто тогда? — спросил Роланд.

— Слушай, Роланд, ты тут безопасность. Это ты должен знать.

— Но мне показалось, ты сказал, что знаешь, кто это.

— Это была шутка! — воскликнул Бенни. — Шутка! Это не он!

— Ну, тогда я не буду больше туда ходить, если ты считаешь, что нужно искать где-то в другом месте.

— Уж ты мне поверь, — сказал Бенни. — Там ты ничего не найдешь.

День или два спустя после этого разговора Джо Поупу понадобилась женщина по имени Полетт Синглтари. Полетт была миленькой афроамериканкой лет сорока, волосы она носила разделенными на пробор ровно посредине, ну точь-в-точь соломенная крыша. Для каждого у нее было свое приветствие. Кому-то может показаться, что великое ли дело — приветствие для каждого. Но в такой большой конторе, как наша, мы каждый день видели людей, чьи лица примелькались не хуже материнских, но тем не менее мы никогда не были им представлены. Мы могли сидеть рядом на совещаниях или видеть их на общих собраниях агентства, но поскольку мы так никогда и не были представлены, то, встречаясь в коридоре, отводили глаза. Полетт Синглтари, единственная из нас, могла остановить кого-нибудь и сказать: «Мы с вами, кажется, никогда не знакомились. Меня зовут Полетт». Наверно, это была южная манера поведения. Полетт родилась в Джорджии и сохранила акцент — такой едва различимый, но заметный. Полетт (у которой для всех находились приветствия, теплая улыбка и шутка) все любили. Другого такого человека, который нравился бы всем, не было, ну разве что Бенни Шассбургер, хотя у него и имелись недоброжелатели.

Джо отправился на поиски Полетт, но, не найдя ее на рабочем месте, позволил себе вернуть на место маленький кусочек витражного стекла, который принес с собой. Ангел в синих и коричневатых тонах всегда стоял, насколько ему было известно, на мебельной стенке Полетт, потому что он видел его там на протяжении нескольких месяцев. И как только эта стекляшка неожиданно сверкнула в углу его кабинета, Джо сразу понял, откуда она.

На следующий день пропал один из мощных ноутбуков.

— Вы все придумали какую-то гадость, — заявила Женевьева Латко-Девайн, ткнув в нас указательным пальцем. — И я думаю, лучше вам это прекратить.

Это случилось, может, через день или два после пропажи компьютера. Сейчас уже трудно припомнить, когда она сделала это замечание (на самом деле даже не замечание, а обвинение, огульное и необоснованное) — до планерки, во время обеда, в кофе-баре, а может, в один из перекуров, когда некоторые из нас собрались вокруг чьего-нибудь рабочего места, перед тем как вернуться за столы. Джо сказал ей, что был озадачен, увидев витраж Полетт Синглтари в своем кабинете. Он не заметил бы, останься дверь открытой в этот полуденный час, но он ее закрыл — и, пожалуйста, эта стекляшка отразила солнечный зайчик.

Большинство из нас искренне не имели понятия, о чем говорит Женевьева.

— Неужели? И о том, кто написал фломастером «ПИДАР» у него на стене, тоже понятия не имеете?

— Это Джо и сделал, — сказала Карен Ву.

— Карен, не морочь мне голову. Это смешно, и ты сама это знаешь.

— Не думаю, что это смешно, — сказал Том.

— Вы, ребята, больные на голову, — заметила Женевьева.

— Докажи, — подначил Том.

— Ну хорошо, — сказала она! — А как насчет того случая, когда вы украсили его кабинет ленточкой с надписью «биологическая опасность»?

В тот год, немногим ранее, несколько человек достали рулон такой ленты — желтой, с надписью «биологическая опасность» — и разукрасили ею кабинет Джо. Никто не знал, сообразил ли он, какой намек содержался в этой ленте — будучи «ПИДАРОМ», он являлся разносчиком неприятной болезни. Вообще-то Джо никогда не разговаривал на эту тему. Он просто снял ленту со своей двери и кресла и, поставив на место и пристегнув велосипед, вел себя так, будто ничего не случилось. Он не стал доискиваться, кто это сделал, и не побежал к Линн Мейсон. Джо Поуп просто выбросил ленту в мусорную корзину.