И не осталось никого - [119]

— Итак, переходим от слов к делу, — сказал он с раздражающей напыщенностью, расстегивая черный портфель и вытаскивая оттуда первое объявление.

У нас не было иного выбора — только стоять и смотреть.

Джим встал в ногах ее кровати и высоко — чтобы всем было видно — поднял объявление. Каждую из шести рекламок наклеили на черную основу с рамкой в два дюйма, что выглядело довольно эффектно.

— Как видите, — начал он, — здесь мы имеем изображение наподобие ламинированных плакатов, что находятся в приемных врачей или гинекологов, — бесцветная женщина, делающая себе проверку на опухоль. Одна рука поднята и согнута в локте, а другой она ощупывает левую грудь.

Кто-то хмыкнул. Джим, явно раздраженный, выдержал паузу.

— Под этой картинкой, — продолжил он, — типичный рекламный текст в духе «за и против». Наша подпись гласит: «Опухоль так мала, что только онколог может сказать наверняка».

Мы наблюдали за реакцией Линн.

— Дайте-ка мне посмотреть поближе, — попросила она.

Джим протянул ей плакат, она взяла, а у нас возникло ощущение, будто мы сидим в ее кабинете в ожидании, когда Линн Мейсон оценит и вынесет суждение и вердикт.

— Забавно, — проговорила Линн.

— Но вы не смеетесь.

— Я никогда не смеюсь, Джим.

Это она правду сказала, она никогда не смеялась. Она только говорила: «забавно» — и это означало, что Линн нравится.

— А вот следующий, — продолжил Джим, вытаскивая из портфеля следующий плакатик и демонстрируя ей. — Вы узнаете этот знаменитый снимок в профиль, — начал он, — мужчина, одетый в одно черное, сжимает подлокотник черного кожаного кресла, а перед ним стоит громкоговоритель, и от звука у парня задуло назад волосы, галстук, бокал мартини и даже абажур торшера, стоящего рядом. Это старая реклама магнитофонных кассет «макселл». Только в нашем случае вместо стереодинамика — изображение громадной груди, появляющееся слева, — мы ее отсканировали из «Плейбоя», у Бенни нашелся. Заголовок гласит: «Ни одна другая болезнь не дает такого высокого процента выздоровления»[115]. Слово «макселл» в правом нижнем углу заменено на «маммология», а мелким шрифтом написано: «Вас унесет быстрым выздоровлением». Тут, — подвел итог Джим, — мы имеем и немного юмора, и немного надежды.

— Дайте мне посмотреть, Джим. — Мы следили за ее реакцией, — Мне нравится, — сказала она, постукивая по плакату пальцем.

Такого энтузиазма мы не видели у Линн с того времени, как Джо и Женевьева презентовали своего парнишку Герпеса.

— Теперь следующий. Здесь крупным планом изображен хирург в маске и халате, он держит перед лицом скальпель и хирургические ножницы. Этот образ не вызывает никаких ассоциаций, но в правом верхнем углу мы поместили маленькую петельку «Найк». — Джим указал на петельку, — а внизу знаменитый найковский призыв: «Просто сделай это». Подзаголовок гласит: «Приди на операцию». А текст тут будет примерно такой: «Триатлонисты. Покорители Ла-Манша и Эвереста. По сравнению с женщиной, пришедшей на операцию рака груди, эти клоуны и понятия не имеют, что такое характер и мужество. Поговорите с кем-нибудь из тех, кто заглянул в глаза этому парню. Она знает, что такое тяжелая работа. Она знает вкус победы. Выживем, детка. Просто сделай это».

Было еще несколько плакатов. «У вас рак?» и «Наркоз “Абсолют”», на котором рука с ногтями, длинными и наманикюренными, словно когтями сжимала горлышко полупустой бутылки водки. Джим передал все их Линн, и она внимательно разглядывала каждый, изучала, читала тексты. Дойдя до рекламы с «Абсолютом», Линн загадочно наклонила голову и одарила нас искренней улыбкой.

Она окинула нас взглядом и поблагодарила. Потом Линн спросила, на какого из клиентов мы списали время, работая над нашими шуточными плакатами, а когда мы ответили, то сказала, что правильно, поскольку это не клиент, а настоящий геморрой.

Мы с ней попрощались. Мы пожелали ей скорейшего выздоровления. Выйдя в коридор, мы увидели множество медсестер и медицинского оборудования. Мы сказали, что вроде ей понравилось. Мы спросили Джо, согласен ли он. Мы сказали, что попали в яблочко, верно, Джо? Разве не попали? Мы все вместе пошли по коридору. Мы двигались целой толпой к лифту.

— Вы правда считаете, что ей понравилось? — спросила у Джо Марсия, — Или, по-вашему, она улыбалась из-за того, что они отвратительные?

— Но-но! — воскликнул Джим.

— Извини, Джим, ничего личного. Просто я считаю, что они отвратительные, — повторила она. — Это не твоя вина. Ты сработал лучше, чем кто-либо из нас. Я просто хочу сказать, что задание было невыполнимое.

Мы задумались и остальную часть спуска проехали молча. Кабина остановилась внизу, но дверь открылась не сразу, и вот тут Женевьева нарушила молчание.

— Может, она улыбалась не потому, что ей понравилось, — сказала она. — Может, она улыбалась для нас.

— Потому что это был человеческий жест, — подхватила Марсия.

— А может, — заявил Джим с несвойственной ему убежденностью, — вы, ребята, ни черта не смыслите в рекламе.

Когда несколько недель спустя они выставили Джима Джеккерса, мы сказали, что его приподняли с кресла за среднюю поясную петельку на джинсах и выкинули из здания. Мы сказали, что он перелетал сразу через три лестничных пролета, пока не приземлился, там он огляделся и пощупал лоб — нет ли на нем крови. После этого, сказали мы, он собрал свой бесполезный хлам, который рассыпался повсюду во время его планирования на тротуар. Уж Джим-то был не из тех, кто уходит без коробки.