И. Мышкин – один из блестящей плеяды революционеров 70-х годов - [15]

Лишь 10 августа, когда скрывать свое действительное имя дальше было бессмысленно, Мышкин назвал себя. При этом он категорически отказался выдать тех, кто помогал ему в попытке освободить Чернышевского. Он заявил лишь о своей личной симпатии к Чернышевскому и о том, что «большая часть или все порядочные люди» относятся к Чернышевскому сочувственно ⁴⁵. Вскоре под сильной охраной, закованный в цепи, Мышкин был перевезен в Иркутск и заключен в Иркутскую тюрьму. «За упорное запирательство» он был лишен права чтения книг и оставался закованным в кандалы, хотя от трения металла на ногах его образовались язвы. Но это не могло сломить его волю.

Отныне в жизни Мышкина начинался новый период – период скитаний по многочисленным тюрьмам Российской империи, из которых ему так и не было суждено вырваться. Царское правительство видело в Мышкине своего непримиримого врага и всеми средствами пыталось согнуть борца, заставить его просить пощады. Для этого царские власти использовали кандалы, недостаточный рацион питания, заключение в одиночных камерах, многодневные допросы. Но царские власти не ограничивались указанными мерами по отношению к заключенному, а старались прибегать и к более тонким способам воздействия. Так, за несколько часов до заковки Мышкина в кандалы, которые были надеты на голое тело и причиняли ему сильную боль, власти направили к нему «служителя божия» – попа с увещеванием «одуматься и чистосердечно покаяться».

Гнусность разыгранной жандармами сцены, предпринятой ими в надежде пробудить религиозные чувства у заключенного, вызвали у Мышкина бурю возмущения. «Крест и евангелие, – протестуя писал он из тюрьмы, – кандалы и наручники – вот средства, к которым одинаково прибегает власть с целью застращать заключенного. Священник и палач помогают друг другу: если первому не удастся запутать душу человека в расставленные им сети, запугать его адом, то второй действует на тело арестанта, в надежде что физические страдания победят упорство его. И власти смеют еще упрекать нас, что мы не стесняемся в выборе средств!»⁴⁶

В Иркутской тюрьме жандармы упорно пытались заставить Мышкина назвать «сообщников». Одно время ему даже перестали выдавать не только чай, но даже и простую кипяченую воду. Но все эти меры не заставили Мышкина «признаться» или отречься от своих взглядов. Об этом ярко свидетельствует написанное им брату Григорию из Сибири письмо, так и не отправленное жандармами по назначению.

«...Я знал, на что иду, – подчеркивал Мышкин, – я давно уже примирился с мыслью о неизбежности того положения, в каком я нахожусь в настоящее время и какое еще ждет меня впереди. Поэтому я хладнокровно переношу свое тюремное заключение и, надеюсь, не менее хладнокровно отправлюсь в путь по той длинной-длинной, давно уже проторенной дорожке, по которой ежегодно шествуют тысячи бедного русского люда»⁴⁷.

Так и не добившись ничего от своего упорного противника, иркутские жандармы в декабре 1875 г. отправили Мышкина в Петербург. 31 января 1876 г. Мышкин уже был доставлен в Петербург и после непродолжительного заключения в помещении III отделения переведен в одиночную камеру только что отстроенного громадного здания новой тюрьмы – Дома предварительного заключения.

Речь

В начале 1876 г., когда жандармы доставили Мышкина в Петербург, петербургские тюрьмы были переполнены политическими заключенными. Почти каждый день сюда доставляли все новых заключенных: после провала «хождения в народ» по малейшему подозрению были схвачены многие сотни людей. Только за одно лето 1874 г. было арестовано около 2 тыс. человек, 770 из них, о которых имелись наибольшие улики, были привлечены к полицейскому «дознанию»⁴⁸.

Царские следователи, стремившиеся на материалах следствия выслужиться и сделать себе карьеру, старались доказать, что заключенные с целью изменения государственных порядков составили громадный заговор, «тайное сообщество». При этом, поскольку доказательств у жандармов для подкрепления такого обвинения не хватало, следствие затянулось и длилось почти 4 года.

Заключенные (из которых многие были арестованы в 1874 г.) все это время содержались в тесных и сырых камерах, в условиях жестокого тюремного режима. Туберкулез, опухоли, различные нервные заболевания были широко распространены среди арестантов, изнуренных долгим одиночным заключением, однообразной пищей, отсутствием свежего воздуха.

Тяжесть заключения усугублялась тем, что царские власти широко прибегали как к мерам морального, так и физического давления. Арестанты часто лишались прогулок и свиданий с родными, им запрещалось передавать газеты и вести с воли. Не брезговали тюремщики и физической расправой.

Так, в июле 1877 г. по приказанию петербургского градоначальника Трепова заключенный Боголюбов был подвергнут порке розгами. Когда остальные заключенные стали протестовать против этого, истязания их товарища, в тюрьму была вызвана команда полицейских, и началось массовое избиение арестантов. Им выкручивали руки, били и тащили за ноги в карцер, где их помещали поистине в нечеловеческие условия.

В печати сохранилось описание такого карцера «образцовой петербургской тюрьмы» – Дома предварительного заключения