И мы солдаты... - [82]

Неожиданно Араслана вызвали к командиру.

Командир был не один. За столом сидел высокий румяный майор.

Сердце Араслана сжалось.

— Рекомендую — товарищ Шалфеев. Один из самых смелых и дисциплинированных партизан, — представил командир Араслана. — Не раз ходил в разведку, выполнял сложные поручения, участвовал в операциях.

— Да что вы, товарищ командир! — не выдержал Араслан. — Я как все, не лучше других.

— К тому же скромен, в общем, настоящий пионер.

— Зачем это? — тихо сказал Араслан, предчувствуя недоброе.

— Отвоевался, товарищ Араслан! — вмешался румяный майор. — Благодарим тебя от имени штаба партизанского движения в Белоруссии. С сегодняшнего дня можешь жить мирной жизнью. Выдадим продукты и деньги. Куда тебе…

— Никуда я не уеду! — выпалил Араслан.

— Придется вернуться домой. Учись, получай образование. Подрастешь, тебя опять призовут в армию.

— У меня нет дома! Никуда я не уеду.

— Это уже капризы, — нахмурился майор. — Невыполнение приказа командира…

— Я же выполняю! Товарищ командир! Дядя Коля! Оставьте меня!

— Приказываю вернуться домой по линии демобилизации, — строго посмотрел майор на мальчика. — Вот справка. Наша машина отвезет вас, партизан, на железнодорожную станцию.

Араслан понял, что сопротивление бесполезно. Он молча взял бумагу из рук офицера.

— Кстати, твой друг Мишка уже в курсе, так что поторапливайтесь, ребята! — крикнул вдогонку командир.

Немного успокоившись, Араслан прочитал справку: «Последний адрес до войны — Брест. Кем был во время войны — с 5 августа 1943 года служил связным. Внизу — подписи командира бригады Арзуманяна и комиссара бригады Шковороды».

Мальчик сложил бумажку и положил в карман.

А вечером на хутор пришла грузовая машина. Ребята уже успели попрощаться с боевыми товарищами, крепко расцеловались с Таней. Провожать их пришел сам командир.

— Поедете на этой машине. Вот вам питание, вот деньги. Залезайте в кузов. Взрослые мужчины-партизаны остаются в армии, а женщин отправляем с вами, — подмигнул Дядя Коля. — Вон они идут.

К машине подошли три женщины.

— Где остальные? — спросил командир партизан.

— Остальные не поедут. Они из соседних хуторов. Сказали, что пойдут пешком, — ответила женщина средних лет.

— Проводили бы.

— Нет уже их. По домам разошлись.

— Ну, ладно. Счастливого вам пути. — Командир пожал всем руки, крепко обнял Араслана. — Будь здоров, сынок, — сказал он, и голос его дрогнул.

Грузовик рывком тронулся с места.

— Счастливого пути!

Машина по проселочной дороге направилась к лесу. Подул холодный ветер, стало зябко. Пожилая женщина прижала Араслана к себе. Другая накрыла полой шубы Мишку.

— Мишк, куда ты едешь? — спросил Араслан у друга.

— В Свердловск. К брату отца.

— Я в Шихазаны. В деревню рядом с Канашом. Миша, знаешь, тебе придется ведь ехать через Канаш.

— Почему?

— Поезда в Свердловск идут через Канаш. Может, со мной поедешь? В Шихазаны. Поживешь немного, и я провожу тебя.

— Нет, Араслан. Спасибо. Я сперва заеду в Москву. Там живет семья солдата, который сражался на фронте вместе с отцом. Зайду к ним и узнаю, где сейчас мой отец.

14

Тук-тук! Тук-тук! — переговариваются колеса на стыках рельсов. Но не сосчитать, сколько их, этих стыков: тысячи, миллион… У колес нет забот, знай бегут за паровозом. Для них была бы стальная дорога. Им все равно, были бы пути. А люди? Как бы далеко ни находились они от родного дома, в мыслях уже — под родным кровом.

Эх, мысли! Кто на земле живет без мысли, без мечты и сердечной боли! Солдат, солдат! Что только не выпало на твою нелегкую долю! Что только не пришлось пережить тебе! Гореть в огне, какого еще не видела земля. Металл не выдерживал, камни плавились, а люди выстояли. Вот они едут домой. Когда уходили воевать, были молоды, здоровы. Теперь на фронте остались только здоровые — раненые, инвалиды возвращаются домой. Одни смотрят в окно, другие лежат, третьи погрузились в тяжелые думы. Тихо в вагоне. В руках самокрутки. Табачный дым кружится в вагоне, как в черной бане. Солдаты молчат, кажется, что они и в самом деле считают стыки рельсов.

Нет, это только кажется. Солдат, сидящий у окна, пытливо смотрит на мальчика. Молчит он, задумчив его взгляд. Мальчик застеснялся, повернулся спиной к солдату. Повернул голову, изредка смотрит в окно. Но глаза их опять встречаются.

Солдат, заправив правой рукой под ремень пустой левый рукав, шинели, поднялся. Подсел к мальчику, неожиданно спросил:

— Ты, случаем, не Шалфеев?

— Да, Шалфеев. — Мальчик облизнул сразу пересохшие губы.

— Не сын Петра Петровича?

— Да. А откуда…

— Отца знаю. Он говорил про тебя. Только запамятовал, не помню. С тех пор, почитай, прошел целый год.

— Араслан я, из Бреста. Значит, вы видели моего отца?

— Как не видать? Видел. Нашим командиром был он. Нечаянно познакомились. Знаешь, однажды так накипело на душе, что ругнул фашистских извергов по-чувашски. Слух у Петра Петровича острый, он тут же подошел ко мне и спрашивает: «Вы разве чуваш?» — и заговорил на родном языке. Вот тогда и познакомились мы. Вместе воевали.

— А где теперь отец? — совсем тихо спросил Араслан.

Солдат будто язык проглотил, надолго замолчал, перевел свой взгляд на окно.