И мы солдаты... - [32]

Шрифт
Интервал

— Училка смотрит, — услышал он шепот соседа по парте.

— Ну, Лариван Петров, что ты еще увидел на улице? — спросила учительница.

— Да я ничего. Это он меня отвлекает. Заставляет смотреть в окно, — ответил Лариван, кивая на соседа.

— Чаво? — переспросил Петюк, ибо это он был соседом Ларивана. — Я? Отвлекаю?

Его честное добродушное лицо стало красным от возмущения.

— Тихо, — прошептал Лариван, — я же нарочно, чудак. Есть важное дело.

— Какое дело?

— Петр Кулаков, так это ты, оказывается, все время мешаешь. Ну-ка, отодвинься от Ларивана Петрова.

Ни за что пострадавший Петюк отодвинулся на край парты.

«Пусть учительница рассердилась на меня, — думал он, — но зато у Ларивана есть ко мне важное дело». Бедный Петюк — какой уж раз он был обманут своим коварным другом…

Довольный тем, что так удачно вывернулся, Лариван, улучив момент, выглянул в окно. Увы, ничего хоть мало-мальски интересного там не было. Даже Камбур куда-то исчез. Даже бабочка и та улетела. Мертвая зыбь. Неужели так и придется разбирать эти проклятые упражнения? И вдруг произошло чудо. Из переулка выбежал жеребец. Черный, с белым пятном на лбу. Тряхнул гривой и рысью направился в сторону… шестого «А». Это было так неожиданно, что Лариван, забыв обо всем на свете, высунулся из окна — только ноги остались торчать в классе. В таком положении его и застукала в очередной раз учительница:

— Лариван Петров, это что такое?!

Лариван испуганно дернулся и обязательно бы выпал из окна, если б не Петюк. Схватив железной хваткой Ларивана за штаны, он втащил его в класс.

— Иди к доске, — сердито сказала учительница. — Будешь отвечать.

Лариван встал и в последний раз с тоской посмотрел в окно. Жеребец уже стоял под самым подоконником. В голове Ларивана зародилась дерзкая идея. Все равно пропадать, так уж лучше не у доски. На глазах у потрясенного класса он вскочил на подоконник, помедлил секунду, зажмурил глаза и…

Ему повезло: он угодил прямо на спину жеребцу. Тот испуганно захрапел и встал на дыбы. Лариван едва не перекувыркнулся, что вызвало испуганный вопль его облепивших окна одноклассников. Громче всех кричала учительница чувашского языка Ольга Васильевна:

— Петров, умоляю, осторожней, он же сбросит тебя! Слезь, пожалуйста, с лошадки! Хорошо, можешь не отвечать урок и смотреть в окно — только слезь!

Но было уже поздно: жеребец с Лариваном на спине галопом несся по улице. Прохожие в панике шарахались в сторону. «Ой, пропал я, пропал, — мысленно прощался с жизнью Лариван. — Уж лучше бы к доске…» Ни остановить жеребца, ни спрыгнуть с него на ходу он не мог. Попытался было ухватиться за столб, стоящий на окраине деревни, но только больно ушиб руку. В конце концов он смирился со своей участью и начал легонько поглаживать жеребца по холке, как это делал дед Алексей. И жеребец вдруг сменил галоп на легкую рысь. Лариван несколько приободрился и даже принял горделивую позу. Жаль только, что он теперь далеко в поле и никто не видит, как он лихо едет. Особенно этот «девчачий король». А то тоже возомнил о себе… Ничего, он, Лариван, тоже кое-что стоит. Сейчас он отведет жеребца на конюшню, сдаст конюхам, а те потом скажут в правлении, что благодаря ему, Ларивану Петрову, удалось поймать и вернуть колхозу сбежавшего жеребца. Это вам не какие-нибудь родники и болота! Он осторожно потянул жеребца за гриву и ласково сказал: «Ну, конек, поехали в конюшню?» И конек, почувствовав дружескую руку, в ответ весело заржал! И сейчас же на конюшне откликнулись лошади, обрадованные возвращением жеребца. Но конюхов нигде не было. Может быть, они отправились на поиски?

Лариван смело спрыгнул на землю, погладил своего конька и направился в сарай. Там, на лавке, лежала уздечка. Лариван взял ее, вышел во двор и, подойдя к жеребцу, снова начал гладить его по холке. Жеребцу, видимо, эта ласка очень нравилась: он опустился на все четыре колена и начал тереться шеей о Лариванову ногу. А нашему искателю приключений того и надо было: накинув узду на жеребца, он вскочил ему на спину. Жеребец не без некоторого недоумения встал. Лариван «пришпорил» его сандалиями и завопил:

— Н-но! Поехали! Слышь, кому говорят! А то хуже будет!

Жеребец презрительно покачал головой и остался стоять на месте. Он, видимо, не любил такого обращения. Тогда Лариван выхватил из крыши сарая хворостинку и хлестнул жеребца. Его недавний «конек» не на шутку разозлился и рванул галопом, но не в ворота, а по кругу. Лариван, как акробат-наездник, стоял у него на спине, держа в руках узду.

— Н-но! На манеже Лариван Петров! — кричал он в восторге.

В конце круга жеребец сделал попытку избавиться от этого самозваного джигита: он так тряхнул крупом, что Лариван только чудом удержался на ногах. Но и это не остановило озорника. Скинув на ходу сандалии, он прочнее устроился и снова «пришпорил» жеребца:

— Н-но! Айда на улицу!

…В шестом «А» уже шел последний урок, когда на школьном дворе возник какой-то переполох. Ученики и учителя бросились к окнам и увидели всадника, гарцующего на великолепном коне. Гарцевал, собственно, не конь, а всадник, стоящий на спине коня. При этом Лариван — а это был, конечно, он — откалывал такие коленца, что дух захватывало. Увидев, что на него смотрят, он выпустил из рук уздечку, выпрямился и отсалютовал:


Рекомендуем почитать
Зарубежная литература XVIII века. Хрестоматия

Настоящее издание представляет собой первую часть практикума, подготовленного в рамках учебно-методического комплекса «Зарубежная литература XVIII века», разработанного сотрудниками кафедры истории зарубежных литератур Санкт-Петербургского государственного университета, специалистами в области национальных литератур. В издание вошли отрывки переводов из произведений ведущих английских, французских, американских, итальянских и немецких авторов эпохи Просвещения, позволяющие показать специфику литературного процесса XVIII века.


Караван-сарай

Дадаистский роман французского авангардного художника Франсиса Пикабиа (1879-1953). Содержит едкую сатиру на французских литераторов и художников, светские салоны и, в частности, на появившуюся в те годы группу сюрреалистов. Среди персонажей романа много реальных лиц, таких как А. Бретон, Р. Деснос, Ж. Кокто и др. Книга дополнена хроникой жизни и творчества Пикабиа и содержит подробные комментарии.


Прогулка во сне по персиковому саду

Знаменитая историческая повесть «История о Доми», которая кратко излагается в корейской «Летописи трёх государств», возрождается на страницах произведения Чхве Инхо «Прогулка во сне по персиковому саду». Это повествование переносит читателей в эпоху древнего корейского королевства Пэкче и рассказывает о красивой и трагической любви, о супружеской верности, женской смекалке, королевских интригах и непоколебимой вере.


Невозможная музыка

В этой книге, которая будет интересна и детям, и взрослым, причудливо переплетаются две реальности, существующие в разных веках. И переход из одной в другую осуществляется с помощью музыки органа, обладающего поистине волшебной силой… О настоящей дружбе и предательстве, об увлекательных приключениях и мучительных поисках своего предназначения, о детских мечтах и разочарованиях взрослых — эта увлекательная повесть Юлии Лавряшиной.


Глядя в зеркало

У той, что за стеклом - мои глаза. Безумные, насмешливые, горящие живым огнем, а в другой миг - непроницаемые, как черное стекло. Я смотрю, а за моей спиной трепещут тени.


Наши зимы и лета, вёсны и осени

Мать и маленький сын. «Неполная семья». Может ли жизнь в такой семье быть по-настоящему полной и счастливой? Да, может. Она может быть удивительной, почти сказочной – если не замыкаться на своих невзгодах, если душа матери открыта миру так же, как душа ребенка…В книге множество сюжетных линий, она многомерна и поэтична. «Наши зимы и лета…» открывают глаза на самоценность каждого мгновения жизни.Книга адресована родителям, психологам и самому широкому кругу читателей – всем, кому интересен мир детской души и кто сам был рёбенком…