И мы солдаты... - [15]

— Ну, что здесь происходило? А ты, Лизук, как сюда попала?

Я рассказал всю правду. Тетя Лизук только ворчала, но отвертеться не могла — главная улика, мешок, лежал на виду. Ее отпустили домой — сказали, что завтра утром правление с ней разберется.

Дядя Петр остался дежурить, а мы с Костей отправились в деревню.

Больше мы с Таней не переписывались.

10

Опять зима, последняя военная зима — суровая, снежная, с холодными ветрами, высокими сугробами. Посмотришь с горки на деревню — одни трубы торчат.

Скучно одному в нетопленной избе. Бегу к Илюшке. Они тоже остались вдвоем с матерью, как и мы. Отец и оба брата на войне. В прошлом году еще пришли похоронки на братьев, но ни мать, ни Илюшка не хотят им верить. Надеются, что это ошибка. Я тоже жду отца и никак не могу представить, что его нет.

Илюшка сидит за столом и при свете тусклой мигалки решает задачи. Он в шубе, валенках. Мать возится у печки — не горят сырые поленья, хоть плачь!

Илюшка рад моему приходу.

— Что, опять с ответом не сходится? — заглядываю я и присаживаюсь к столу. — Давай вместе!

Я легко решаю задачи и люблю с ними возиться. Уроки на завтра у меня уже приготовлены, поэтому с ходу объясняю Илюшке решение. Он старательно слушает, наморщив лоб, раз десять просит повторить и начинает быстро писать на полях старой книги.

— Не спеши, опять неправильно, — говорю я и опять объясняю все с самого начала. Не дается ему арифметика!

— Вот теперь понял! — радуется он и хватается за ручку.

— Опять не так.

— Как не так? Сам ты ничего не понимаешь! Поэтому и объясняешь плохо.

— Не спорь, Илюш, лучше послушай еще раз, — вмешивается мать. Печка наконец растопилась, черный едкий дым ест глаза. Скоро в избе становится тепло.

— Ну, смотри, давай я решу. — Хватаю старую книгу и быстро-быстро начинаю писать условия задачи. Чистой бумаги у нас уже давно нет. Пользуемся старыми книгами, ненужными учебниками. Чернила делаем из дубовых шишек. Коричневого цвета.

— Пожалуйста, — протягиваю Илюшке исписанный листок. — Читай вслух и рассуждай, а я тебя поправлять буду.

Наконец с задачей покончено. Теперь и погулять можно.

— Долго не задерживайтесь! — кричит нам вслед Илюшкина мать.

На дворе метель, ветер толкает в спину. Натягиваем свои малахаи на самые глаза и бежим на Верхнюю улицу.

Наша изба темная — значит, мама еще не вернулась с работы. Рядом, в Таниных окнах светится огонек. Илюшка по сугробам подбирается к самому дому. Зовет меня. Но я не иду.

— Только мать дома, — говорит он, возвратившись.

— Не связывайся с ними. Ты же знаешь, какие они.

— Подумаешь! — смеется Илюшка. — Ты про ту шутку на току вспомнил.

— Это не шутка, — возмущаюсь я, — а самое настоящее воровство.

— Ну, ладно, ладно, пускай по-твоему, — быстро соглашается друг. — Айда к тетке Мархве, на посиделки!

Бежим дальше. На ходу теплее. Илюшка далеко обогнал меня — несется, как паровоз. Бегать — не задачки решать.

— Эй, подожди, — кричу я, но встречный ветер относит мои слова назад и Илюшка их не слышит. Как тогда на озере.

Неделю назад Илюшка вот так же, во всю прыть, хотел перебраться на другой берег озера. Лед трещит, ломается, мы кричим ему: «Остановись, провалишься!» Куда там! Ничего Илюшка не слышит, и вдруг смотрим — пропал, ушел под лед, только шапка торчит из воды. Всей гурьбой бросились к нему на помощь, но не успели добежать — Илюшка сам выскочил из воды, встряхнулся, как собачонка, и помчался в деревню. Отлежался на горячей печке и утром в школу пришел как ни в чем не бывало.

А вот и дом бабки Мархвы. Илюшка уже ждет меня у крыльца. Не спеша отряхиваем снег с валенок, малахаев, без стука открываем двери и входим.

Изба полна народу. Светло, тепло. Девушки с рукодельем расселись вдоль стен.

— А, женихи пожаловали! — усмехается бабка Мархва. — Проходите, не стесняйтесь!

Девушки вздыхают. Тетя Марья говорит:

— Ах, господи, с кем ведь остались…

Илюшка осмелел:

— Вася тебе писал, что придет с войны и поженитесь.

— А ты-то откуда знаешь? — удивляется тетя Марья. И краснеет.

И правда, откуда?

Илюшка объясняет как ни в чем не бывало:

— Письмо вчера в дверях торчало, я и прочел.

Все смеются: вот озорник! Тетя Марья не знает, куда глаза деть от стыда, а тетя Дарья говорит рассудительно:

— И смущаться нечего. Конечно, каждый солдат мечтает вернуться к своей невесте. Разве не так, девушки? Лишь бы война поскорей кончилась — свадьбы сыграем!

Девушки потупились, жужжат веретена в их ловких руках, кто-то неуверенно затянул песню, ее подхватили. Теперь уже поют все, даже бабка Мархва. Только мы без дела, слушаем песню да смотрим, как ладно работают девушки — одни прядут, другие вяжут или вышивают.

С колен тети Марьи упал клубок и покатился за печку.

— Ну-ка, Илюш! Подними клубок, хоть какая-нибудь от тебя польза! — смеется тетя Марья.

Илюшке лень нагибаться, и он толкает меня в бок.

Я поднимаю клубок и начинаю наматывать нитки.

— Вот Ванек — молодец, — говорят девушки, — а ты лентяй и бессовестный человек — чужие письма читаешь. Настругай хоть лучины!

Эту работу Илюша любит и всегда делает ее с удовольствием. Липовая доска заранее готова, рубанок рядом.

Вжик-вжик — и вот уже тетя Дарья собирает нежные липовые стружки в кастрюлю и зажигает их. Потом накрывает чашку платком. Бабка Мархва убавляет свет в лампе. Девушки окружают кастрюлю. Чтобы лучше видеть, мы с Илюшкой забираемся на табуретки. Глаз не сводим с кастрюли. Угли медленно потухают, их мерцание отражается на платке.