...И многие не вернулись - [64]

— Ты-то нам и нужен! — проговорил один из них — он был из местных.

— Раз вам удалось так ловко меня накрыть, значит, хорошо знаете свое дело, — попытался пошутить Асен. — Я в ваших руках…

Вокруг зашумели люди, кто-то закричал. Старшина встал между столиками, осмотрел собравшихся и прикрикнул:

— Тихо! Всем оставаться на местах! Никому отсюда не выходить, пока мы не закончим!

Он потребовал, чтобы Асен повел их в дома коммунистов, но тот отказался.

— Я вас поведу! — отозвался местный полицейский. — Я их всех знаю…

Двое полицейских повели Асена к зданию общинного управления. Остальные пошли за другими коммунистами.

Уже наступали сумерки. Повозки возвращались с поля, во дворах около скотины хлопотали хозяйки. Где-то на станции пыхтел паровоз…

Полицейские не обыскивали Асена и не знали, что у него под пиджаком спрятан пистолет. С винтовками через плечо они шли с обеих сторон от него, не ожидая никакого сопротивления. Они не догадывались, что задумал арестованный. А Асен выжидал удобного момента, чтобы расправиться с конвоирами.

Здание общинного управления находилось недалеко. Асен понимал, что, если его запрут там, он пропал. Надо действовать. Один из полицейских шагнул вперед, чтобы открыть дверь управления. Асен выхватил пистолет, ударил полицейского рукояткой по голове, и тот свалился на ступеньки. Пока второй успел понять, что произошло, Асен выстрелил в него. Тот пронзительно закричал — пуля попала ему в плечо.

Асен бросился бежать. Из помещения управления выскочил староста. Поднялся и оглушенный ударом по голове полицейский. Засвистели пули. Асен выстрелил всего два раза — берег патроны. Вдруг что-то обожгло ему ногу. Он понял, что его ранили. «Видно, здесь и придется помирать», — подумал он, спрятавшись за каменную ограду. За ним спешила погоня. Асен подпустил преследователей ближе и открыл огонь. Те растерялись и отступили. Тогда Асен оторвал край рубашки, наскоро перевязал простреленную ногу и поспешил в лес.

С той поры Гроздена не помнила ни одной спокойной ночи. Ее мучили не только тревога за Асена и заботы о четверых детях — Черный и староста не оставляли ее в покое. Сколько раз ее вызывали в общинное управление; сколько раз обманывали, говоря, что Асен убит; сколько раз водили в Пазарджик на допрос…

Никогда она не забудет первую пасху после того, как Асен ушел к партизанам. В полночь залаяли собаки. Она вскочила с постели и вышла в сени посмотреть, что происходит. Вокруг сплошной мрак. Во дворе и возле плетня ничего не заметила, но все же не могла успокоиться. Собаки в соседних дворах заливались лаем. Ударили церковные колокола, возвещая воскресение Христово. Из церковного двора доносились голоса. Замелькали колыхавшиеся на ветру огоньки свечей — шел крестный ход вокруг церкви… Гроздена легла в постель, но не могла уснуть.

Около трех часов во двор нагрянули полицейские. Она сразу же услышала их шаги. Застучали в дверь. В окно она видела штыки на винтовках.

— Открой!.. Да поживее!.. — послышался голос Черного.

Полицейские ворвались в дом и начали рыться всюду. Дети смотрели на них, ничего не понимая. Кипче вскочила с постели и прижалась к матери, всхлипнула два-три раза, но от страха не посмела даже заплакать…

Еще до рассвета их заставили собраться и увезли в Пазарджик; бросили в тюрьму вместе с семьями других партизан из Лесичево, Сараньово, Величково… Старшая дочь Гроздены заболела брюшным тифом. На третий день детей отпустили, а Гроздену отправили в Трынскую околию.

Вернулась она только в октябре. Склоны гор окрасились в осенние цвета. В пожелтевших лесах пламенели алые кроны диких груш… На станции Гроздену никто не встречал. Она думала о родном селе, смотрела на пестрый осенний лес и вспоминала мать, умевшую такие вот краски переносить на ткани, которые ткала для ее приданого. Глаза ее наполнились слезами: больно стало, когда подумала об ушедшей молодости, о детях, об Асене. Она не знала, где Асен, а детям не сказали, что их мать возвращается. Несколько дней назад в Трыне она узнала, что в горах около их села партизаны вели тяжелые бои с войсками. Были и раненые. Не ранен ли Асен?

…С той поры прошло много времени. Летом 1944 года Асена избрали командиром нового партизанского отряда имени Ангела Кынчева. Гроздена услышала об этом и не знала, радоваться ей или плакать. И вот сегодня Асен должен войти с отрядом в родное село. Тяжелые дни ссылки забыты. Гроздена снова увидит мужа! Она поднялась с постели еще затемно и послала детей в поле, чтобы убрать дом к приходу гостей.

И вот тебе на — Черный! Куда он собрался? Почему спросил, куда она идет? Уж не проведал ли о чем-нибудь, не готовит ли какую новую подлость?..

Дети собрали табак и спали под старым орехом. Она оставила рядом с ними узелок с хлебом, чтобы поели, когда проснутся, а сама пошла окапывать кукурузу. Где-то в поле разносилась песня жнецов и слышалась то громче, то тише. И почему-то от этой песни защемило сердце…

В полдень за селом раздался выстрел. Эхо от выстрела болью отозвалось в душе Гроздены. Она отбросила мотыгу. Господи! Когда же этому придет конец?..

С поля она возвратилась рано. Солнце еще стояло высоко над Милевой скалой. Село задыхалось от пыли и духоты. Несколько кур неподвижно лежали в тени под навесом.