...И многие не вернулись - [61]

Шрифт
Интервал

3 мая 1944 года погибла Вела Пеева. Жандармы отрезали ей голову и принесли ее Стойо.

— Если тебе это нравится, мы и тебя можем таким же образом укоротить.

Стойо отшатнулся. Дышать стало нечем.

— Кто пошел на смерть, тот ее не боится! Кончайте скорее!

Примерно через неделю около полуночи застучали сапоги по лестницам и в комнатах школы, где находились заключенные. Послышался шум заводимых моторов. Арестованные напряженно прислушивались: или кого-то выводят на расстрел, или же обнаружили отряд.

В камере зажегся луч карманного фонарика.

— Собирайся… на допрос…

Стойо узнал голос агента.

Все поняли, что на сей раз это конец. Должно быть, это понял и Стойо. Воцарилась гробовая тишина, она казалась невыносимой. В коридоре кто-то нервно кашлянул.

Грузовики с жандармами проехали через Каменицу в горы. На улицах не было ни души, только кое-где светились окна.

Взошло солнце. Красив рассвет на вершине горы Елин!

Жандармы уселись на траву отдохнуть. Фельдфебель с опухшим лицом раздавал им сухой паек. Только Стойо продолжал стоять, и вид этих ненавистных людей заставил его отрешиться от всего окружающего… Он посмотрел на Каменицу и пошел к ближайшим лугам, так и не поняв — по собственной ли воле, или его туда ведут насильно.

Над горами разнеслось эхо трех выстрелов, и один из жандармов вернулся с луга, неся в руках ботинки Стойо.

5

Из всей семьи в живых осталась только мать — бабка Ката. Через несколько месяцев после того, как она потеряла Стойо, другой ее сын отправился на фронт и не вернулся. Лет десять назад похоронила она мужа — бай Илию — и теперь доживает свои дни в одиночестве.

На ее доме мраморная мемориальная доска. Но от этого матери не легче и не теплее. И разве есть такой камень, который может согреть?

Когда я навещаю ее, она обнимает меня дрожащими руками и говорит:

— Сердце мое переполнено мукой, и в глазах черно. Больно, сынок, сердце разрывается. Зачем мне эта жизнь, если нет Стойо…

Как утешить ее? Я не нахожу слов, да и нет таких слов. И я переношусь в прошлое. Вспоминаю бутылку рома и так не вяжущийся с ней рассказ Стойо о трагической гибели комиссара Кацарова, вспоминаю картофельную шелуху, вырытую из-под снега в нашем временном лагере, и салфетки, которые Стойо так и не вернул своей матери…

МЕРТВАЯ ПШЕНИЦА В РАШТЕЛЕ

Как обрадовалась Гроздена, когда ее предупредили, что на следующий день вечером Асен со своим отрядом войдет в село! Сколько времени она и дети ждали этого дня! Она знала, что партизаны, войдя в село, направятся прямо к зданию общинного управления. Именно так поступили они несколько дней назад и в Габровице, и в Голямо-Белово. Потом созовут крестьян на митинг и займутся разными другими делами. У Асена дел будет по горло — ведь он командир. Но она знала, что он наверняка забежит домой — к ней, к детям. Вот и дождались они его! Ожидание этой встречи наполняло ее таким волнением, какого она давно уже не испытывала. Но к радости примешивалась и тревога. А что, если жандармерия узнает об их приходе и встретит огнем? Асен будет среди первых, а первые погибают раньше всех… Нет, только не это!

На следующий день Гроздена встала еще до рассвета и вышла на крыльцо. Над селом возвышалась громада горы, освещенная луной. В соседних дворах еще никто не появлялся. Где-то поблизости тяжело дышала корова. Залаяла собака, но и она вскоре смолкла.

Гроздене в этот день предстояло много дел: испечь хлеб, чтобы хватило и партизанам, когда они придут; на поле в Раштеле обобрать табачные листья и вывесить сушиться; привезти с бахчи арбузы. Она разбудила детей, помогла запрячь волов и отправила ребят в поле, а сама занялась домашними делами.

Когда она кончила хлопотать, солнце уже взошло. Над полем стояло марево. Гроздена взяла сумку с хлебом, закинула на плечо мотыгу и пошла к полю в Раштеле.

— Уж не к партизанам ты ли отправилась, красавица? Что у тебя в сумке? — встретил ее вопросами у калитки Черный.

Нахмуренный, смуглый, с большим шрамом под правым глазом, он стоял в нескольких шагах от нее. На его руке висел пиджак, из-за пояса торчала рукоятка пистолета. Но не пистолет испугал Гроздену. Другое ее встревожило: чего ищет этот кровопийца здесь? Ведь Черный живет в другом конце села, и Гроздена раньше не встречала его у своего дома.

— Сам знаешь, страда… Теперь вся наша надежда на урожай. — Она выдержала его пронзительный взгляд. — А партизан разве такой сумкой накормишь?

Черный вытер пальцем уголки губ и глухо проговорил:

— Развелось это волчье отродье… Все равно всех истребим. Запомни это хорошенько!..

Гроздена пошла дальше, но долго не могла успокоиться.

…Вражда у Черного с Асеном давняя. Гроздене казалось, что они всосали ее вместе с молоком матери. Черный преследовал Асена со звериным упорством. Асен же, встречаясь с Черным, оставался спокойным; огромный и сильный, он смотрел на него словно на пустое место.

Впервые Гроздена почувствовала эту вражду много лет назад, еще до того, как вышла замуж за Асена. Когда Асен возвращался со службы в армии, она пошла встречать его на станцию. Радостные и счастливые, шли они в село. Кругом зеленели поля. Встречные ласково здоровались с ними, отпускали шуточки.


Рекомендуем почитать
Аввакум Петрович (Биографическая заметка)

Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.


Путник по вселенным

 Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.


Бакунин

Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.