… и компания - [4]

– Но в конце концов, сударь, должен же существовать законный опекун, хоть какое-нибудь там должностное лицо, которому поручено это дело о наследстве?

– Да, господа, таковой имеется.

– Ага!

– Вернее сказать, имелся.

– Как? Что же, он тоже умер?

– Сохрани боже, но он оказался неспособным к коммерческим операциям и…

– Что – «и»?

– Сложил с себя полномочия вот уже неделю тому назад.

Тут только Зимлеры раскусили своего собеседника, тут только поняли они Запад с его хитростями и издевками, скрытыми за небрежно-добродушным тоном. Они снова переглянулись, и Жозеф побагровел. Когда он заговорил, в голосе его звучало совершенное спокойствие. На свою беду, маклер не заметил всех этих грозных признаков.

– Господин Габар, вы просто-таки издеваетесь над нами. Я, конечно, на вас не в претензии. Это ведь ваш хлеб. Но нам тоже нужно заработать свой кусок хлеба, и мы вам сообщили наши условия. Если вы не дадите нам точного ответа о цене, пока мы дойдем до двери… что ж. мы еще поспеем на дневной поезд. Разрешите, сударь, пожелать вам всего хорошего.

Он сделал в направлении входной двери три шага, Гийом – два.

– Постойте, господа, назовите вашу цену.

Братья остановились. Жозеф вернулся, положил па край стола соломенную шляпу и взял забытый на бумагах складной дециметр.

– Десять тысяч, господин Габар, – сказал он, но его вдруг осипший голос предательски дрогнул.

При этих словах брови честного маклера поползли вверх от неподдельного удивления. Он посмотрел сначала на одного Зимлера, потом на другого, опустил глаза на связку брелоков, болтавшихся на цепочке, шедшей поперек его живота, снова вскинул глаза на клиентов, и отечески-снисходительная улыбка тронула его выпяченные губы:

– Десять тысяч франков? Но ведь фабрика не сдается, а продается.

– Продается?

Нельзя было обмануться в тех чувствах, которые выразил крик, вырвавшийся из груди братьев Зимлер. Впервые за все это утро маклер понял, что сейчас шла совсем иная игра, не похожая на обычные официальные переговоры.

Обогнув стол, Жозеф вплотную подошел к Габару. В двадцати сантиметрах от себя маклер увидел блеск очков и почувствовал на своей щеке горячее дыхание.

– Полагаю, что нам лучше с этим покончить… Мы не привыкли… Все утро нас зря таскали. Вы же знаете, что нам требуется. Так что о недоразумении и речи быть не может. Вы просто лжете.

– Господа!

Маклер поспешно отступил, но путь ему преградило кресло.

– Никаких господ!

– Клянусь вам, я получил официальный приказ продать фабрику. Желаете посмотреть бумаги?

– От кого приказ? Ведь никто не уполномочен проводить ликвидацию.

– Но пока не подыскали нового опекуна, прежний еще занимается дел… ах!

Жозеф опустил на плечи маклера свои тяжелые лапищи.

– Посмотрите-ка на нас хорошенько, господин Габар. Мы вовсе не той породы, как вы, может быть, думаете. Вы, должно быть, ошиблись. Ваше ремесло – обманывать. Наше – производить, потому что это наша жизнь; и сейчас naif нужна фабрика. Я вам и минуты не дам на размышление. Десять тысяч франков и договор на пятнадцать лет. Слышите?

– Сударь, – жалобно простонал Габар, тщетно пытаясь обернуться к Гийому и протягивая руку к столу, – сударь, взгляните на эти бумаги, я лишь посредник, я должен про… продать.

Жозеф, сжав плечи маклера, с силой тряхнул его.

– Тогда почему же вы разыгрывали комедию? Почему вдруг он увидел перед самыми своими очками синий кадык, который подрагивал, как пробочный поплавок.

– Ни с места! Советую вам не шевелиться, – проворчал Жозеф, сопровождая свои слова выразительным жестом.

Маклер схватился обеими руками за воротничок и начал жалостно стонать.

Оба клиента тем временем с лихорадочной поспешностью рылись в бумагах.

– Акт о вступлении в брак… акт о погребении… Акт… еще акт… еще один акт… протокол аукциона… акт… письмо от седьмого января тысяча восемьсот шестьдесят первого года… еще письмо… акт… доверенность – все. Если этого документа здесь нет, милостивый государь… если его нет…

– Письмо от двадцатого марта нынешнего года, еще письмо попечителя на бланке гражданского суда, оно должно быть здесь, ох!

– Очень хотел бы, чтобы оно было здесь, для вашего же блага, – холодно отчеканил Жозеф.

Вдруг Гийом вскрикнул: «Вот оно!» И братья быстро нагнулись над бумагами, чуть не стукнувшись лбами. Жозеф мощной рукой удерживал в кресле маклера.

Братья молча прочли письмо, перечитали его еще раз, и бумага задрожала в пальцах Гийома. Когда Гийом отложил наконец документ, оба эльзасца разом выпрямились и встали по обе стороны стола. Лица у них пылали, и оба хранили глубокое молчание, избегая глядеть друг на друга.

– Вы видели?

– Да!

Сомнений не оставалось. Письмо было составлено по всей форме и предписывало на основании закона продажу фабрики.

– Есть у вас гражданский кодекс? – спросил Жозеф. – Есть? Прекрасно! Не двигайтесь с места!

Маклер трясущейся рукой указал на книжный шкаф. Жозеф вытащил оттуда том, перелистал его. Гийом молча покусывал кончик уса. Жозеф захлопнул книгу и швырнул на стол.

– Прекрасно!

Жозеф посмотрел на Гийома, который жадно ждал его взгляда. Он, должно быть, прочел в глазах брата все, что хотел и боялся увидеть, – у него сразу перехватило дыхание, и он, как минуту тому назад маклер, судорожно схватился за воротничок.