И каждый вечер в час назначенный... - [4]

А дальше был первый тур. Общаясь с другими абитури­ентами, я поняла, что они многое умеют делать лучше меня, больше знают, более ориентированы. На их фоне я чувство­вала себя совершенной неумекой. Но тем не менее к первому туру подготовила как могла несколько украинских стихов и басню Хвылявого «Кіт у чобоцях».

Пришла на первый тур. Комиссия из шестнадцати человек. В глазах рябит. Я сжалась, словно пружина: вот-вот «выстрелю». Баталов возглавлял комиссию. Сидит, улыбается:

— Ну, расскажите о себе.

— А щё говоріты? Я прііхала з Одэссы. Можу почітаты Вам Хвылявого «Кіт у чобоцях».

— Что, что, что? Простите, пожалуйста...

— Хвылявы!.. «Кіт у чобоцях»!

Тут только он и сообразил, какое «богатство» русской речи плывет к их берегу. Кто-то вздохнул:

— Ну, что ж, пожалуйста.

Я вышла. Нет! Я не вышла — взлетела на сцену. Экзамены проходили в большом зале ГИТИСа. Огромная сцена, а в зрительном зале за длиннющим столом сидят экзаменаторы, 16 человек. Взлетев ракетой на сцену, я так хорошо начала читать (как мне тогда казалось), но меня почему-то быстро остановили.— Простите, пожалуйста, Вы можете что-нибудь по-русски прочесть?

— Я Вам щэ вірші почітаю Івана Франка.

И начала читать с еще большим задором. Меня опять остановили.

— А по-русски вы все-таки можете?

— Цэ, як жэ!

И вспомнив басню «Индюк», которую случайно «откопа­ла» в библиотеке, приготовилась к новой атаке. Басня была редкая. Я даже сейчас великолепно ее помню.

В каком-то обществе пернатых,

Разнокалиберных крылатых.

Случился разговор про птиц,

Известных в государстве лиц.

Конечно, всех... критиковали,

У нас, должно быть, переняли.

Но больше всех терпел индюк

(Все говорили, что он и такой, он и сякой).

«...И посмотреть, так даже жалко,—

Подругам говорила галка,—

Вы посмотрите, на носу

Какую он таскает штуку».

Короче, говорили: «Шут!

Уж нам не положить ли руку

На индюка. Прогнать урода-дурака!»

И так твердила до тех пор,

Пока, благодаря его супруге,

А может быть, и по заслуге С

удьба его не возвела

В министры! У царя-орла.

Как только принял он портфели,

К нему все птицы налетели,

Кричат, что он умен, красив...

Ну и так далее... (Прекрасная басня. Я говорила, что автор -— Крылов, но ни тогда, ни тем более сейчас я в этом не уверена.)

Меня поблагодарили. Я вышла и стала ждать «пригово­ра». Из нашей пятерки прошли два человека: Майя Казак и я, Зина Броварская. Боже мой! Моему восторгу не было предела! Я буквально завизжала от счастья и бросилась обнимать женщину, которая зачитывала решение, а та, сделав паузу, добавила: «Но Вас, Броварская, приняли условно. Вы должны на второй тур приготовить все только на русском языке: и прозу, и поэзию, и басню. В противном случае, извините...» Ее слова абсолютно не подействовали на меня. В тот момент я согласна была подготовиться даже на китайском.Пулей помчалась в библиотеку. Общежитие, где поселили, находилось в Останкино, недалеко от леса, несколько дней ходила по лесу со сборником Лермонтова и читала, читала, читала так, как я тогда понимала. Выбрала себе «Боярина Оршу» и несколько отрывков из прозы.

И вот второй тур.

Я выдала весь арсенал своего русского языка. И в конце, словно подытоживая, окрыленно и с задором опятт прочитала басню «Индюк». Это вызвало какую-то ан­тичную реакцию. Баталов, улыбаясь, спросил:

— Простите, Вы танцуете?

— Танцую!

— Вы поете?

— Пою!

— А что Вы можете спеть?

— А все, что хотите!

— А станцевать?

— Все, что пожелаете!

Вызвали концертмейстера.

— Что будете танцеватъ?

Я подумала: «Что угодно, только не «Лебединое озеро» и быстро выпалила:

— Могу «Яблочко»! Матросский танец. Знаете?

Они улыбнулись. Заиграла музыка, и я вихрем понес­лась по сцене в своем голубом ситцевом платьице с белым воротничком. Конечно, танцевала я неумело и непрофессионально, но задора и смелости во мне было человек на двадцать.

Меня с трудом остановили.

— Скажите, а этюд Вы можете сделать?

Этюд? Я понятия не имела, что это такое. Что хотят от меня? Чтобы я рисовала им этот этюд или пела его? Но решила и здесь не сдаваться. А, будь что будет! Зина! Не отступать!

— И этюд могу! — выпалила я.

Баталов говорит:

— Вы сидите у окна и смотрите, как по улице проходят люди. Разные: и интересные, и неинтересные, и знакомые, и незнакомые. Пожалуйста, сделайте нам этот этюд, чтобы нам понятно было, кто идет по улице.

— Сейчас... Сейчас я подумаю. Только, может, Вы разрешите, чтобы мне что-нибудь подыграли, какую-нибудь музыку, если можно.

Концертмейстер заиграла что-то нежное и плавное, и я через какое-то время действительно увидела эту улицу, а потом неожиданно увидела и молодого человека, к которо­му «неровно дышала» и от радости чуть не вывалилась из окна. А дальше вошла в такой азарт, которого сама от себя не ожидала.

...И второй тур я прошла.

Третий тур был через четыре дня. Опять я ходила по лесу. Слушала птиц, фантазировала, подбирала репертуар. И пришла на последний тур уже более серьезная, сосредо­точенная, словно преодолев некий тернистый путь, повзрос­лев и уже что-то важное осознав.

Читала гораздо спокойнее, не так экстравагантно, без лишней самоуверенности. Хотя, конечно, на душе было очень и очень неспокойно.