...И гневается океан - [5]
— А она, Россия то бишь, со времен Петра таковой уже имеет, — вскользь заметил лейтенант Головачев, игравший в шахматы с Резановым. (Головачев был единственным офицером на «Надежде», который не участвовал в бойкоте).
— Позвольте, позвольте, — загорячился доктор. — Я не собираюсь оспаривать достоинства русского флота, но согласитесь, однако, что ему еще весьма далеко до… до, скажем, английского или…
— …Или турецкого, или шведского, — язвительно подхватил Головачев. — А давно ли мы били и тех и других?
— Доктор Эспенберг говорит про иное, — вмешался в спор мичман Беллинсгаузен[9].
— Про что же?
— А про то, что англинцы суть моряки природные, а мы токмо выбираемся из пеленок. Когда мы еще не бывали дальше Балтики, капитан Кук…
— Капитан Кук! — Головачев покраснел и отодвинул шахматную доску. — Да ваш Кук, ежели хотите, изрядный путаник. Чего стоят его открытия в северо-восточном океане! Почитайте его карты, барон. Кенайскую губу[10] сей прославленный мореплаватель назвал рекою, пролив между Кадьяком и Афогнаком принял за залив, а настоящего Кенайского пролива между Кадьяком и Аляскою не заметил вовсе. Два острова — Ситхунок и Тугидок — он счел за один и нарек их островом Троицы. Зачем Ост-Индская компания послала его к берегам Америки? Ясно как божий день: дабы записать русские острова англинскими именами. Сам Кук не скрывает, что он видел тут повсюду русских промышленных, и, однако, сие обстоятельство не помешало ему нашу Нутку переиначить в мыс Короля Георга.
— Да будет тебе горячку пороть, Петр Трофимыч! — вновь попытался урезонить Головачева Беллинсгаузен. — Зачем же возводить хулу на Кука и зачеркивать все его открытия?
— Я Кука не хулю, — сердито сказал лейтенант. — Это ты зачеркиваешь труды предков наших, которые… А впрочем, ты, Фаддей, никому не злодей — пляшешь и нашим и вашим.
Беллинсгаузен обиделся, и вышла бы ссора, не вмешайся в разговор Крузенштерн:
— Господа офицеры, попрошу заняться делами. Вам, Петр Трофимыч, заступать вахту.
Кают-компания опустела.
На палубе матросы, растянув тент, стирали одежду, благо в дождевой воде недостатка не было.
26 ноября прошли экватор. Впервые русские корабли вспенили воды южных широт. На «Надежде» в честь российского флага было салютовано одиннадцатью пушечными выстрелами. По сему торжественному случаю Николай Петрович распорядился выдать команде по испанскому пиастру[11] на брата.
На палубе перед матросами появился Нептун: до самого пупа борода из мочалы, в руке вместо трезубца — гарпун, а на голое тело надет бараний тулуп.
— Я, морской царь, — ненатуральным утробным басом заговорил ряженый, — приветствую россиян с первым прибытием в мои южные владения. Служите, детушки, своему отечеству верой и правдой, а я вас за то пожалую — поберегу в далеком плавании.
— Покорно благодарим, батюшка! — вразнобой зашумели матросы. — Побереги нас, а уж мы не подгадим!
— А кто лениться станет да от работы отлынивать, — тут Нептун грозно потряс гарпуном, — того я взгрею самосильно, потому как нерадивый матрос есть позор и поношение флоту российскому! Так я говорю?
— Так, Нептун Иваныч!
— Верное слово молвил!
— А пошто ты, батюшка, в шубе-то? — спросил вдруг кто-то.
Нептун, искренне удивившись вопросу, ответил скороговоркой и своим голосом:
— Эко сказанул, задави тебя курица! Да нешто мне, царю, нагишом перед вами разгуливать? Шуба для решпекту[12], хоть я и взопрел в ней.
Матросы обрадованно загоготали, вмиг узнав ряженого.
— Братцы! Да ведь это Пашка Курганов, ей-бо!
— Ну и ловок, бес, чисто скоморох!
— А и правда ловок, — с улыбкой сказал Резанов Головачеву, с которым они вышли на палубу посмотреть матросскую потеху. — Попросите, Петр Трофимыч, господина капитана от моего имени — пусть угостит всех доброй чаркой мадеры.
Через минуту на палубу выкатили бочонок вина, вышибли днище, и в руках приказчика появилась объемистая жестяная кружка. Перекрестившись и единым духом опрокинув посудину, матрос передавал ее товарищу и отходил в сторонку.
Кто-то принес балалайку, но плясать было несподручно — жара стояла адова. Резанов спустился в свою каюту и велел позвать толмача японца. Японцев на корабле было четверо. Их рыболовное суденышко потерпело крушение у южных берегов Камчатки; шторм разбил его в мелкую щепу, но команду удалось спасти. Поскольку русские корабли в Японию не ходили, рыбаков увезли сперва в Иркутск, а оттуда в Санкт-Петербург, чтобы с каким-нибудь голландским судном[13] отправить на родину. Но оказии не представлялось целых шесть лет, пока наконец не была снаряжена в путь посольская свита графа Резанова.
Японец вошел, неслышно прикрыв за собою дверь, и низко поклонился. У него были живые темные глаза и плоское лицо, сплошь исхлестанное тонкими морщинами. Оно напоминало большую ладонь.
— Господину снова нужна моя помощь? — спросил толмач. — Я шибко рад.
По-русски он говорил почти чисто.
— Садись, Такимура. — Резанов кивнул на свободное кресло и пододвинул толмачу коробку с вялеными финиками, которые тот очень любил. — Прошлый раз ты сказывал мне, что родился в Нагасаки.
— Так, так, господин.
— И много в твоем городе чужестранцев?
Качаев, Юрий Григорьевич.Синее железо [Текст] : Ист. повесть : [Для сред. возраста] / Рис. В. Высоцкого. - [Москва] : [Дет. лит.], [1969]. - 192 с. : ил.; 20 см.
Юрий Григорьевич Качаев родился в 1937 году в сибирском селе Бражное. В трудное военное время учился в сельской школе, затем окончил институт иностранных языков. Трудовая деятельность писателя связана с детьми: он работал учителем, сотрудничал в газете «Пионерская правда» и журнале «Пионер». Юрий Качаев много ездит по стране. Он побывал на Памире, в тундре, на Курильских островах — у пограничников, археологов, моряков. И поэтому «география» его книг (а их больше пятнадцати) так обширна, и самые разные люди живут в его рассказах и повестях.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.
33 рассказа Б. А. Емельянова о замечательном пионерском писателе Аркадии Гайдаре, изданные к 70-летию со дня его рождения. Предисловие лауреата Ленинской премии Сергея Михалкова.
Ежегодно в мае в Болгарии торжественно празднуется День письменности в память создания славянской азбуки образованнейшими людьми своего времени, братьями Кириллом и Мефодием (в Болгарии существует орден Кирилла и Мефодия, которым награждаются выдающиеся деятели литературы и искусства). В далеком IX веке они посвятили всю жизнь созданию и распространению письменности для бесписьменных тогда славянских народов и утверждению славянской культуры как равной среди культур других европейских народов.Книга рассчитана на школьников среднего возраста.
Книга о гражданском подвиге женщин, которые отправились вслед за своими мужьями — декабристами в ссылку. В книгу включены отрывки из мемуаров, статей, писем, воспоминаний о декабристах.
Эта книга о великом русском ученом-медике Н. И. Пирогове. Тысячи новых операций, внедрение наркоза, гипсовой повязки, совершенных медицинских инструментов, составление точнейших атласов, без которых не может обойтись ни один хирург… — Трудно найти новое, первое в медицине, к чему бы так или иначе не был причастен Н. И. Пирогов.