И Эльборус на юге... - [4]

.

А между тем все обстоит совсем иначе. На рисунке Арнольди слева — источник и галерейка. Справа — большая казенная купальня, что «состоит из двух параллельных между собой строений, которые по бокам соединены стеною и образуют сомкнутый четвероугольник с большим двором посредине». Топографический план показывает: расстояние от усадьбы до нее — 50 саженей.

Произнесите теперь: «Я оделся и сбежал к купальне». Это «сбежал» никак не вяжется с предполагаемой стометровкой по плоскости — из ворот усадьбы мимо источника к самоварам. Дробный стук каблуков по четырем ступенькам и десяток шагов по утоптанной тропке на склоне холма — вот что слышится в лаконичной фразе.

Печорину незачем было выходить за ворота. В 1829 году сообщалось: «Перед красивыми деревянными домами, выстроенными господином статским советником Ребровым, также находится деревянный домик с ванною, которая наполняется горячею водою посредством трубы, проходящей из котла, вмазанного в печь позади дома; холодною же чрез другую трубу из самого источника... Купальня сия весьма выгодна для жильцов сих домов, которые пользуются ею, не прибавляя за сие особенной платы»[16]. По старинному плану маленькая купальня размещалась возле самой ограды, неподалеку от дома Печорина.

Топографический план окрестностей Нарзана. 1829. Фрагмент. Старинная ванна из доломита.

И вновь обратимся к литографии 1834 года. Мы уже знаем, что на ней изображены: источник, где поутру встречаются герои романа, ворота, ведущие в усадьбу, одноэтажный дом Печорина, балкон мезонина, на который выходит Вера, наконец, сад, покрывающий отлогость против обоих домов. Но, оказывается, это не все. Только теперь обращаем внимание на приземистое строение слева, крыша которого едва виднеется из-за ограды. Только теперь понимаем, что на литографии, являющейся своеобразной иллюстрацией к роману, показана и ребровская купальня. В описании 1847 года о ней еще упоминалось[17]. Но путеводитель начала нашего века констатирует: «В нижней местности усадьбы, принадлежавшей Реброву, находится каменная ванна. Кто и когда ее устроил — остается неизвестным»[18]. Прошлое позабыто...

В самом центре сегодняшнего Кисловодска, перед входом на выставку «История курорта», стоит странная ванна, выдолбленная в глыбе доломита. Вам объясняют: «Одна из первых; нарзан подогревался раскаленными ядрами...»

Но где находилась она «прежде?

«Вначале — поблизости от дома Реброва,— рассказывает Всеволод Александрович Черненко, много лет заведовавший экспозицией.— Потом ее перевезли к Октябрьским ваннам. А затем уже, в 1957 году, перетянули стальными полосами и доставили сюда».

Вот цепочка и замкнулась.

Шумит, пульсирует центр города. Одна группа туристов сменяет другую. Слушая экскурсовода, люди пытаются представить себе прошлое. Это нелегко: слишком велики перемены. Между тем уцелевшая деталь старинных декораций на самом виду. И мы проходим мимо, даже не подозревая, что перед нами хотя и забавный, но тем не менее удивительный, а главное — вполне реальный памятник именно того времени, о котором повествует лермонтовский роман.

«ТА САМАЯ» СКАЛА?..

Скалу эту именуют в Кисловодске «лермонтовской». Изображения и описания ее переходят из одного путеводителя в другой вот уже целое столетие[19]. Интересно свидетельство художника М. А. Зичи (1881): «...показывают с твердой уверенностью... также и скалу, где произошла дуэль и был убит Грушницкий»[20]. Блестящий график, Зичи запечатлел эти места в иллюстрациях к «Княжне Мери», которые запомнились многим поколениям читателей.

Приближаясь к скале, испытываешь нетерпение. Приблизившись — недоумение. Воображение рисовало совсем иное. По роману в ней 30 саженей (около 65 метров — высота двадцатиэтажного дома!); узкая тропинка ведет на вершину; там — площадка, имеющая форму почти правильного треугольника и покрытая мелким песком; с вершины открывается вид на Эльбрус и снеговой хребет; у подножия утеса во мраке — «мшистые зубцы скал»...

Перед нами же утес не выше 15 метров. Никакой тропинки нет и в помине. Наверх можно лишь вскарабкаться по узким уступам. Песок на вершине? Такого быть не может: утес сложен из пластов известняка. Сама вершина — овальный островок длиною шесть, а шириною четыре шага. Здесь попросту негде расположиться двум дуэлянтам и трем секундантам. Скала лежит в глубокой котловине. Вокруг — травянистые скаты ближних холмов. У основания утеса — мирная зеленая лужайка...

Добавим, что отсюда до Нарзана не пять, а только четыре версты. Что лермонтовское описание ущелья ничего общего не имеет с долиной Ольховки, где утренние лучи освещают не верхи нависающих утесов, а зеленые маковки холмов. Что утесистой может быть названа лишь последняя верста пути, но и здесь никакой «дымной дали» нет: каменный коридор то и дело резко поворачивает, ограничивая видимость какой-нибудь сотней-другой метров...

«Спускаясь по тропинке вниз, я заметил между расселинами скал окровавленный труп Грушницкого»,— читаем в романе. А на рисунке Зичи мы видим Печорина, который стоит прямо над убитым у подножия утеса. Но не следует слишком винить художника: он был вынужден иллюстрировать не столько «Княжну Мери», сколько возникшую в Кисловодске