И было утро, и был вечер - [31]

- Товарищи офицеры!

Мы встаем, а командир устало сипит:

- Садись, братцы, - и сам тяжело плюхается на стул. К нему подходит Макухин и что-то шепчет.

Наш ОИПТД не обычное линейное подразделение, а самостоятельная воинская часть. Мы понимаем это и обращаемся к Макухину уважительно: "Начальник штаба", хотя официально его должность называется "старший адъютант". Наш командир, когда чем-то недоволен, в наказание выговаривает: "Опять ты, адъютант, напутал!"

Майор некоторое время молчит, смотрит вдаль поверх наших голов, собирается с мыслями. Потом тихо - такая привычка - начинает:

- Значит, так. Будем пополняться. Времени в обрез. Дали два дня сроку. Нужно идти вперед, быстрее добираться до Одера и Нейсе, захватывать плацдармы и врываться в самое логово. Начальник артиллерии обещал все для нас подготовить: личный состав, матчасть, боепитание. В полках дело хуже, а нам идут навстречу... Только с водителями и сержантским составом будут, возможно, затруднения. Вы с Макухиным сейчас же уточните потребность по батареям, по взводу управления и остальной ... братии.

Командир начинает воодушевляться, говорит громче. Чтобы подчеркнуть важность сказанного и углубить наше понимание сущности поставленной задачи, важные места своей речи он усиливает командирским матом, знатоком и почитателем которого является. Я привык уже, так что особого впечатления на меня это не производит.

А поначалу, после училища, меня, наученного строгой уставной форме общения, разговорная манера командира дивизиона шокировала. Было очень стыдно за него. Теперь я вместе со всеми слушаю спокойно, пропускаю мимо ушей изощренную матерщину и разный языковый мусор. Вникаю исключительно в суть дела.

- Думайте головами, а не... Пополнение сырое, молодняк. Немедленно

организовать занятия, без раскачки. Макухин, завтра к утру расписание! Знаю, у кого-то в голове другое: поспать, по бабам сбегать... Смотрите, не распускайтесь и дисциплину не разлагайте. Это вам, комбаты! ... С вас... строго спрошу. Взаимодействие будем отрабатывать на марше, в боевой обстановке. Готовых истребителей не бывает. Из госпиталей к нам не возвращаются... Получим западников ... пехоту... С ними... нужно работать спокойно, уважительно. Тогда будут стараться и нашу простую технику освоят... Летчиков, танкистов - этих трудно готовить. Время ответственное впереди Германия.

Он обвел тяжелым взглядом присутствующих и остановился на начальнике боепитания капитане Череване и помпотехе - старшем технике-лейтенанте Острякове.

- Черевань! Капитан вскакивает.

- И ты, Остряков!

Огненно-рыжий помпотех медленно поднимается.

- Чтоб сегодня же в дивизии всю заявку выбили. С полковником (это начальник артиллерии дивизии) я обо всем договорился. Вечером доложите мне. Все!

У нас возникает несколько мелких вопросов. Командир решает их быстро, толково.

Совещание окончено. Задача ясна. Я остаюсь ненадолго, чтобы оставить Макухину заявку батареи. Он сверяется со своими записями, отмечает что-то, потом говорит:

- Слушай, мы получили новую кухню. На нее нужно двух солдат. Хотя бы один должен понимать толк в вареве. Понял?

- Понял, конечно, товарищ капитан. Но Ковалев - наводчик. Хороший наводчик.

- Другого научишь. Смотри шире! Повара не найти - специальность редкая у нас.

- Да, лучшего повара вы не найдете. И он очень рад будет. Выходит, нужно отдавать. Прошу вас дать мне из пополнения артиллеристов, не сплошь пехоту. Учтите.

- Рассуждаешь правильно. Учтем. Отдыхай пока.

Не спеша выхожу на площадь. Мороз ослаб. Ярко светит солнце. Появились прохожие. Два польских солдата в смешных четырехугольных фуражках-конфедератках о чем-то увлеченно беседуют на ходу. Они проходят мимо и, не глядя на меня, небрежно отдают честь двумя пальцами. В ответ и я прикладываю руку к шапке.

Захожу во двор. У пушки прохаживается Ковалев, автомат положил на сидение машины. Я останавливаюсь и от удивления развожу руки. Он догадывается, хватает автомат и вешает на шею. Улыбается. Я молчу. Пока ничего не скажу о возможном повороте его судьбы. Мало ли что может случиться?

Дома суеты уже нет. Все поели и улеглись на полу. Связистов, конечно, тоже накормили. Дежурный телефонист догребает из котелка баланду. Заглядываю на кухню. Здесь стало хорошо: чисто, тепло. За столом сидят Никитин и Кириллов. Входит Пирья:

- Что сказали в штабе, комбат?

- Завтра, наверно, привезут пополнение и матчасть. А потом будем наступать на логово врага. Вот и все. Меня никуда не посылают - и на том спасибо.

- А сколько простоим здесь?

- Недолго. Нельзя давать немцам передышку, чтобы не укрепились на Одере. Нужно форсировать с ходу и врываться в Германию. Такая задача у нас. Отдых будет короткий. А пока - всем отдыхать!

Говорю громко в полуоткрытую дверь, чтобы все слышали. Доносится голос водителя Сидельникова, дежурные слова:

- Порядок в танковых частях! Червяка заморили - и спи мертвым сном. Солдат спит - служба идет.

При чем тут танковые части? Но слов из песни не выкинешь.

- Ты, Сидельников, замовчы вжэ, - вмешивается Ковтун.- Годи тэрэвэни правыть (хватит чепуху молоть)!