И было утро, и был вечер - [30]

А минут через десять, желая, видимо, прикрыть отход оставшихся мадьяр на случай, если наши решат их преследовать, немцы обстреляли из гаубиц окраину села. Один из снарядов разорвался в ветвях тополя напротив дома. Никого не задело, только Казаринова. Осколок пробил ему грудь над самым сердцем. Коля не произнес ни слова, осел на землю и на глазах солдат через минуту умер. Тихо, без мучений. Единственная милость и утешение.

Так оборвалась жизнь моего друга Николая Казаринова.

% % %

... 28 апреля 1944 года на минном поле под Яссами подорвался другой мой друг и однокашник, тоже двадцатилетний юноша - лейтенант Валентин Степанов. В его последние минуты рядом находился Константин Левин...

% % %

Сижу, откинувшись на спинку дивана, курю. Думаю, что скоро прибудет пополнение. Солдаты поначалу особенно внимательно присматриваются к своим новым командирам. Верно говорят: первое впечатление самое сильное и верное. Надо держаться достойно, честь дороже всего...

Клонит ко сну... Вздрагиваю от внезапного резкого дребезжащего стука ложки по котелку и от речитатива Ковалева на высокой ноте:

- Кончай ночевать, славяне! Выходи строиться - баланду хлебать! Бери ложку, бери бак! Нету ложки - лопай так! Остолопы! Остолопы!

Обычная формула, общепринятый призыв, приглашение к трапезе.

А в училище было строго. Войдя строем в столовую - низкий, темный барак - мы выстраивались вдоль грубо сколоченных столов, переминались с ноги на ногу, постукивали насквозь промерзшими ботинками, не смея сесть. Ждали команду. Наконец дежурный старшина зычно рявкал, выдерживая долгий интервал между командами:

- Головные уборы снять!

- Садись!

- Приступить к приему пищи!

Только после этой, последней, команды мы начинали торопливо - были постоянно голодны - делить хлеб, разливать по алюминиевым мискам содержимое бачков и "принимать" нашу скудную пищу военного времени: капустный суп с селедкой, мороженую картошку со следами тушенки, иногда несладкий компот из сухофруктов. Я страстно мечтал тогда о большой миске макарон с маслом.

Хлеб мы делили - стыдно сказать - по тюремному обычаю: один из нас

отворачивался и называл того, кому следует отдать следующую пайку хлеба.

Мы в училище недоедали, а мои родители, сестра, брат и бабушка, как миллионы эвакуированных, точнее, беженцев, голодали. А голод деформирует психику...

% % %

Солдаты с котелками выходят на кухню. И мне хочется горячего поесть -два дня не варили, не до того было. Однако не успеваю подняться с дивана - вызывают к телефону: явиться в штаб, срочно! Нехотя одеваюсь и на ходу бросаю Никитину, который уже готов, как положено, идти со мной:

- Оставайтесь! Я поем, когда вернусь.

Из кухни с дымящимся котелком в руках возвращается Пирья. Говорю ему:

- В штаб вызвали. Остаешься за меня. Мало ли что. Чтоб часовой и подсменок не дремали! Остальным - отдыхать.

"Очень может быть, - размышляю по дороге в штаб, - что пошлют за

пополнением. Так уже бывало. Вообще, съездить в тыл интересно. Но не сейчас. Подремать бы..."

Взбегаю на крыльцо штабного дома. В коридоре натыкаюсь на командира дивизиона. Он курит. Докладываю, как положено:

- Товарищ майор! По вашему приказанию прибыл! Он рассеянно машет рукой на дверь: "Заходи".

Собирают командиров батарей и офицеров управления. Вдоль стены на разномастных стульях сидят почти все "управленцы": начальник боепитания, помпотех, начфин, он же начальник ОВС-ПФС (обозно-вещевое и продовольственно-фуражное снабжение), командир взвода управления и "начмед", точнее, фельдшер - старший лейтенант медслужбы. Затем входят начальник штаба и заместитель командира. Командиры батарей на месте.

Задерживается замполит, и нет командира роты ПТР - убит. Да и роты нет - всю разобрали по батареям.

Командир дивизиона у нас давно, с 1942 года. Он человек смелый, решительный, толковый, но не без слабостей. Охальник, бабник, а главное, большой любитель выпить и при этом покрасоваться на людях. Не пил - был бы идеальный командир. Но идеалов, увы, не бывает.

Не раз случалось, под обстрелом, когда мы с ходу разворачивались на самом "передке", под носом у противника, его громогласные команды и изощренная хмельная брань далеко разносилась, так сказать, над полем брани Возможно, и до немцев долетало:

- Смотри, пехота, как истребители воюют! Не прячьтесь по кустам! В штаны напустили, трясогузки! В душу! В бога! Мать-перемать!..

И гнал свой "виллис" вперед до упора, а мы, само собой, летели за ним Конечно, часто "залетали", и многие ни за что сложили головы. Часто, слиш ком часто.

Несмотря ни на что, все его любят за честность, за благожелательность, за душевность и за эту его бесшабашную отвагу. Говорят, что и начальник артиллерии дивизии очень уважает нашего командира, считает настоящим истребителем. Из-за необузданной лихости командира летом ранило, правда, легко, а его водителя тяжело - две пули в грудь получил. Много приключений мы с ним пережили...

Сейчас, возвратившись из штаба артиллерии, майор поставит нам задачу. Так положено. Сидим, ждем... Наконец он входит. Начальник штаба, любитель и блюститель порядка и старший по должности, вскрикивает: