И было утро, и был вечер - [23]

Вообще, у нас, в противотанковой артиллерии, роль командира орудия куда более ответственна, чем в крупной - дивизионной или корпусной - артиллерии, которая ведет огонь с закрытых позиций, из-за укрытий. У них командиры орудий противника не видят, а только передают своим расчетам команды, получаемые от комбата с наблюдательного пункта по телефону или по радио.

Другое дело у нас. Командир орудия должен сам определять данные для стрельбы, управлять огнем, то есть корректировать стрельбу и при этом

поддерживать в своих людях спокойствие и уверенность, даже когда вражеские танки и автоматчики рядом.

Такая наша служба - прямая наводка.

% % %

Уже совсем рассвело. Тихо, безлюдно, морозно.

Вспоминается прошедшее лето. Карпаты, Коломыя, месяц май. Гуцульское село Пистынь, за которым мы заняли оборону, растянулось по неширокой зеленой долине. Внизу змеей извивается быстрая, мелкая и холодная в ту пору года речка. Дома, крытые черепицей и дранкой, хлевы и сараи в беспорядке рассыпались по долине и почти не видны сквозь окружающие их густые сады. Через все село вдоль речки тянется и уходит в горы каменистая дорога -единственная сельская улица.

Мы прикрывали танкоопасное направление вдоль долины и этой дороги. Штаб дивизиона находился в центре села, а наша вторая батарея стояла за селом, справа от дороги, на пологой горке примерно в двух километрах от крайних домов. Первая батарея располагалась внизу, в долине, на самой окраине. Там командиром огневого взвода был мой друг и однокашник Николай Казаринов, с которым мы вместе прибыли из училища на фронт. Его взвод окопался в яблоневом саду у крайнего дома. Николай был очень доволен. Белозубо улыбаясь, он сказал мне:

- Повезло, знаешь. Живем, как на даче. Все дожди да дожди. У вас в землянках сырость и грязь. А у нас красота: отличный дом, сухо, чисто. Яблоки поспевают. Приходи, пока еще стоим здесь. Посмотришь, как мы здорово устроились!

Когда бывало тихо, я приходил. Иногда и Коля бывал у меня. Недалеко ведь. Мне приятны были те нечастые встречи.

У "дачи" имелись недостатки, и Коля знал о них: плохой обзор, узкий сектор обстрела, стесненность, кругом кусты и деревья. Все время нужно быть начеку, остерегаться просачивания немцев, разведчиков.

Лето выдалось нежаркое, дождливое. Ночи были очень темные, тревожные, внушавшие временами безотчетный страх. Днем же на передовой бывало спокойно, - иногда полная тишина. Тогда мы проводили время в разговорах и воспоминаниях, наслаждаясь дневным покоем и тишиной...

Там, под Пистынью, нам стало известно о личной драме Батурина. Накануне ночью прошел дождь. К полудню все просохло. Ярко зеленели травы, кусты и деревья, и все это зеленое море благоухало. Я запомнил непередаваемый, даже волнующий аромат спелой вишни в заброшенном саду. Удивительно, как может память удержать шелест листьев, цвет травы и запах вишни.

Наши пушки располагались тогда метрах в ста пятидесяти друг от друга. Кроме ровиков, мы оборудовали себе на обратном скате укрытие с на

весом из веток, нечто вроде землянки без наката, устроили там земляные лавки и сколотили из снарядных ящиков стол. Днем все, кроме наблюдателей, собирались в этом укрытии на обед. Подолгу сидели, курили, "травили баланду" (болтали, беседовали)

. Приятно было после обеда, лежа в теплой траве, смотреть в бездонное голубое небо, вдыхать ароматы цветущего лета и слушать тишину.

Хорошо помню этот день. Я издали заметил поднимающегося к нам почтальона Волчкова: за спиной автомат дулом книзу, на боку - большая сумка с письмами, листовками, "боевыми листками", армейскими газетами "За Родину!". Он спешит, зажатой в руке пилоткой вытирает со лба пот.

Волчков - солдат разбитной и разговорчивый - знает, что всегда желанный гость на батарее. Ходить на передок, однако, побаивается, появляется редко, норовит побыстрее избавиться от почты и убежать, упоминая при этом не всегда кстати: "Бегу дальше. Волка ноги кормят". По совокупности признаков и обстоятельств он получил, естественно, прозвище "Волчок". Встречают его не очень любезно, хотя ждут с нетерпением.

- Эй, Волчок, поднимайся быстрее! - кричит кто-то. - Чего скребешься, как поползень? Смотри, счас обстрел начнется, а у тебя, поди, запасного белья нет. Газетами, что ли, обойдешься? Давай поскорее!

Почтальон не обижается, чувствует беззлобность солдатского трепа, улыбается во весь рот. Он с ходу кидает нам небольшую пачку газет и листовок -заранее приготовил. Это после чтения пойдет на курево. Не отдышавшись даже, он объявляет:

- Лейтенант, вам придется сплясать! - Это мне письмо.

- Мальков, пляши! Батурин, пляши!

- Ковалев, давай кадриль танцуй! Тебе баба два письма состряпала.

В соответствии с традицией за каждое письмо причитается "выкуп" в виде пляски. И все безропотно пляшут. Собственно, танцы и пляски весьма условны, формальны. Репертуар - неклассический: барыни, цыганочки, лезгинки, гопаки и пр. Можно присесть, намекая на гопак, процедить сквозь зубы: "Ас-сса" или просто развести руки - все идет в зачет и считается достаточной платой за письмо.

Мы, получившие письма, "уединились", разлеглись в траве, читаем. Волчков бегом спускается в долину.