И было утро, и был вечер - [22]

Никитин - вот образец настоящего солдата: умного, расторопного, надежного. Все он делает продуманно, ловко, быстро: и костер под дождем разожжет, и обмундирование починит, и шину раненому наложит, и ровик в самом удобном месте за несколько минут отроет - все умеет Никитин. В своем туго набитом сидоре он хранит множество необходимейших вещей: спички, мыло, иголки, нитки разных сортов, кресало, индивидуальные пакеты, марлю, вату, веревку, ножницы и прочее ценное имущество. В трудную минуту всегда поможет советом и делом, выручит.

% % %

Не проходит и пяти минут, как все, кроме часового, собираются в прихожей. Ощущение - как после трудной посадки в проходящий поезд: наконец забрались в теплый вагон, все тревоги остались позади, а впереди какая-то радостная неизвестность. Самый раз - закурить и спокойно поговорить в предвкушении приятной поездки.

Батурин полушутя, как бы по-свойски, обращается ко мне:

- Комбат, разрешите бумажки закурить вашего табачку, а то у нас спичек нет.

Это обычная формула, когда надо "стрельнуть" курево. Солдатам и сержантам выдают "махру", а не табак, как офицерам.

Я достаю свой большой самодельный алюминиевый портсигар и угощаю всех "капитанским" табаком. Мы курим, стоя тесной кучкой вокруг скинутого в прихожей нашего замызганного имущества. Одна семья, близкие люди. Уютный сизый дымок повисает над нами. Хорошо.

Открывается дверь, и хозяин молча, жестом руки, приглашает нас в комнату. Смотрит хмуро. Вот, мол, берите комнату, черт с вами. Свалились на мою голову. Когда вы уберетесь? Позади стоит такая же угрюмая хозяйка. Кто-то из солдат благодушно, даже весело, говорит ей:

- Добро, матка. Счас это дело перекурим, чтоб дома не журились, и печь затопим. Дровишек только подкиньте, а то ненароком не то спалим. Давай

побольше. Ладушки?

Отзываю младшего лейтенанта:

- Я схожу в штаб. Доложу и связь возьму. Ты, Володя, присмотри. Пусть топят, варят, но хозяев не обижают. Эти поляки очень напуганы.

В штабе докладываю Макухину:

- Расположились близко. На батарее все в порядке. Нужна связь.

- Отдыхайте пока. Связь сейчас дадим.

Он кричит через открытую дверь командиру взвода управления:

- Строкач! Давай связь второй батарее! Комбат здесь. Покажет куда.

В коридоре сталкиваюсь со старшиной Строкачем. Мы выходим из штаба, и я показываю ему наш дом. Сейчас телефонисты протянут кабель, подключат полевой телефон и наше устройство, считай, закончено. Можно отдыхать.

Завтра появятся новые заботы: у меня не хватает трех командиров орудий. А мой старый "кадр" - Батурин - сложный человек. Его своевольный характер тяготит. На него часто приходится "давить", то есть повторять приказ с объяснением причин и обстоятельств. А это вредит дисциплине. Он, где только можно, кстати и некстати, подчеркивает свою самостоятельность и независимость, красуясь таким образом перед солдатами. Бывает, что, получив, например, приказ срочно оборудовать новую огневую позицию, Батурин вступает в пререкания. Он посмотрит орлом вокруг, плюнет себе под широко расставленные ноги и нагло объявит:

- Зачем копать? Все равно не спасет. А через два часа уйдем отсюда. Что, солдат круглый день копать должен? Узбек - не человек?

Действительно, нам часто приходится менять позиции, обстановка вынуждает. Работа эта тяжелая, особенно - зимой. Протесты же Батурина - игра на публику, на своих солдат. Обычно не проходит и пяти минут, как Батурин берет лопату и

начинает проворно размечать орудийную площадку, демонстрируя как бы не настоящую, а вынужденную покладистость, более того, снисходительность к глупости начальства. Как бы соглашаясь только для вида, он цедит сквозь зубы:

- Поковыряем немного, чтоб разговору не было. Бери лопаты! Поживее! В бога! В душу! Стоят над головой и в ус не дуют, сачки (лентяи, саботажники)!

То ли начальников кроет, то ли солдат, что стоят без дела. В конце концов он сделает, как нужно, службу знает.

Я не раз с глазу на глаз увещевал и отчитывал его. Бесполезно. Он, например, откровенно рисуясь, разъясняет молодым солдатам смысл расхожей армейской мудрости: "Обходи коня спереди, а начальника - сзади". Это только ради красного слова, для куража. Неопытного сачка, попытавшегося обойти его, Батурина, сзади, то есть - уклониться от дела, постигает немедленное и жестокое разочарование в виде показательного наказания по всей строгости воинского устава и неписаных норм фронтовой этики.

Наказания всегда оказываются нелегкими и даже опасными для жизни.

Ассортимент наказаний разнообразен, по обстоятельствам. Кому-то достается стоять ночами на посту, кому-то - доставлять под обстрелом снаряды, кому-то - носить из тыла воду и пищу, а кому-то - рубить кусты впереди орудия, чтобы не закрывали сектор стрельбы, или вместо отдыха оборудовать запасную огневую позицию. Ecли учесть, что до противника совсем недалеко - несколько сот метров, - сомнений нет: провинившийся быстро осознает свою ошибку. Умеет Батурин поддерживать дисциплину и уважение солдат к себе. Его боятся. А он обставляет все так, что в нарушении уставов - не обвинить. Он опытный, волевой командир, много переживший человек: и ранен был, и контужен, да и не молод - 37 лет. Вот и держится уверенно, жестко, порой - нагло.