И будет вечен вольный труд - [77]

Знать, в замысла ярый раствор

Скатилась слеза дождевая.

До 1919 г.

Велимир (Виктор Владимирович) Хлебников

1885–1922

«Свобода приходит нагая…»

Свобода приходит нагая,

Бросая на сердце цветы,

И мы, с нею в ногу шагая,

Беседуем с небом на «ты».

Мы, воины, строго ударим

Рукой по суровым щитам:

Да будет народ государем

Всегда, навсегда, здесь и там!

Пусть девы споют у оконца

Меж песен о древнем походе,

О верноподданном Солнца

Самодержавном народе.

Апрель 1911

Игорь Северянин (Игорь Васильевич Лотарев)

1887–1941

Памяти Н. А. Некрасова

Помните вечно заветы почившего,

К свету и правде Россию будившего,

      Страстно рыдавшего,

      Тяжко страдавшего

            С гнетом в борьбе.

Сеятель! Зерна взошли светозарные:

Граждане, вечно тебе благодарные,

      Живы заветами,

      Солнцу обетами!

            Слава тебе!

1907

В июле

В полях созрел ячмень.

Он радует меня!

Брожу я целый день

По волнам ячменя.

Смеется мне июль,

Кивают мне поля.

И облако — как тюль,

И солнце жжет, паля.

Блуждаю целый день

В сухих волнах земли,

Пока ночная тень

Не омрачит стебли.

Спущусь к реке, взгляну

На илистый атлас;

Взгрустнется ли, — а ну,

А ну печаль от глаз.

Теперь ли тосковать,

Когда поспел ячмень?

Я всех расцеловать

Хотел бы в этот день!

1909

Родник

Восемь лет эту местность я знаю.

Уходил, приходил, — но всегда

В этой местности бьет ледяная

            Неисчерпываемая вода.

Полноструйный родник, полнозвучный,

Мой родной, мой природный родник,

Вновь к тебе (ты не можешь наскучить!)

            Неотбрасываемо я приник.

И светло мне глаза оросили

Слезы гордого счастья, и я

Восклицаю: ты — символ России,

            Изнедривающаяся струя!

Июль 1914

Поэза последней надежды

Не странны ли поэзовечера,

Бессмертного искусства карнавалы,

В стране, где «завтра» хуже, чем «вчера»,

Которой, может быть, не быть пора,

В стране, где за обвалами — обвалы?

Но не странней ли этих вечеров

Идущие на них? Да кто вы? — дурни,

В разгар чумы кричащие: «Пиров!»,

Или и впрямь фанатики даров

Поэзии, богини всех лазурней!..

Поэт — всегда поэт. Но вы-то! Вы!

Случайные иль чающие? Кто вы?

Я только что вернулся из Москвы,

Где мне рукоплескали люди-львы,

Кто за искусство жизнь отдать готовы!

Какой шампанский, искристый экстаз!

О, сколько в лицах вдохновенной дрожи!

Вы, тысячи воспламененных глаз,—

Благоговейных, скорбных, — верю в вас:

Глаза крылатой русской молодежи!

Я верю в вас, а значит — и в страну.

Да, верю я, наперекор стихии,

Что вал растет, вздымающий волну,

Которая всё-всё сольет в одну,

А потому — я верю в жизнь России!..

Ноябрь 1917

Петр Васильевич Орешин >{348}

1887–1938

Золотая соха

Плохо денется, плохо косится,

И лежат ряды неровные.

Знать бы, скоро ли износятся

На душе обиды кровные?

Тяжко в пору нам покосную,

Весь до косточки сломаешься.

Ах, зачем ты, жизнь несносная,

К нам, как мачеха, ласкаешься!

Темен лес, темнее — хижины,

Злой тоской-соломой крытые.

Не судьбой ли мы обижены,

В чистом поле позабытые?

Есть у нас тропинка алая,

Путь-дороженька заветная.

Есть головушка удалая,

Сила-удаль несусветная.

Мы поспорим с злыми чарами,

С колдовством, судьбой и холодом.

Будут нищие боярами,

Медный грош — червонным золотом.

Обрастет густыми травами

Вековечная кручинушка,

И пойдет гулять заставами

С золотой сохой детинушка.

1913

«Я знаю шорохи и звоны…»

Я знаю шорохи и звоны

Колосьев зреющих во сне,

Душистой ржи полупоклоны

Моей родимой стороне.

Дорог изгибы мне знакомы,

Испытан жатвы знойный день.

Люблю я золото соломы

На крыше русских деревень!

И только грустно-нестерпимо

Висит над хижинами ночь.

Смогу ли я непогрешимо

Тоску немую превозмочь?

1913

Ночь

Глянет месяц из-за гор,

Вспыхнет конской гривой,

И запахнет темный двор

Сеном и крапивой.

Скажет теплая земля,

И услышит небо:

— Вы ль не мучили меня,

Люди, из-за хлеба?

Вы ли грудь мою сохой

Не избороздили?

Вы ли брата в час лихой

Хлебом накормили?

Тихо в сумраке ночном

С края и до края.

Над распаханным бугром

Зорька золотая.

1914

С обозом

Загуляли над лесом снега,

Задымилась деревня морозом.

И несет снеговая пурга,

Заметая следы за обозом.

Поседел вороной меринок:

Растрепалась кудлатая грива.

Снежный путь бесконечно далек,

А в душе — и темно и тоскливо.

Без нужды опояшешь ремнем

Меринку дуговатые ноги.

По колена в снегу, и кругом

Не видать ни тропы, ни дороги.

До зари хорошо бы домой.

На столе — разварная картошка.

— Но-о, воронушка, трогай, родной…

Занесет нас с тобой заварошка!

В поле вихрится ветер-зимач,

За бураном — вечерние зори.

Санный скрип — недоплаканный плач,

Дальний путь — безысходное горе!

1914

Страда

Рожь густая недожата,

Осыпается зерно.

Глянешь в небо через хаты:

Небо в землю влюблено!

Зной палит. В крови ладони.

Рожь, как камень, под серпом.

Руки жнут, а сердце стонет,

Сердце сохнет об одном!

Тяжко, думы, тяжко с вами,

Серп не держится в руках.

Мил лежит под образами,

Точно колос на полях!

Рожь густая — не одюжишь

Ни косою, ни серпом.

И поплачешь, и потужишь

Над несвязанным снопом!

1914

Кто любит родину

Кто любит родину,

Русскую землю с худыми избами,

Чахлое поле,

Градом побитое?

Кто любит пашню,

Соху двужильную, соху-матушку?

Выйдь только в поле

В страдные дни подневольные.

Сила измызгана,

Потом и кровью исходит силушка,

А избы старые,

И по селу ходят нищие.

Вешнее солнце

В светлой сермяге

Плачет над Русью