И будет вечен вольный труд - [34]

Там дружба некогда сокроет пепел мой

И вместо мрамора положит на гробницу

И мирный заступ мой и мирную цевницу.

1821

Стансы

Судьбой наложенные цепи^{191}

Упали с рук моих, и вновь

Я вижу вас, родные степи^{192},

Моя начальная любовь.

Степного неба свод желанный,

Степного воздуха струи,

На вас я в неге бездыханной

Остановил глаза мои.

Но мне увидеть было слаще

Лес на покате двух холмов

И скромный дом в садовой чаще —

Приют младенческих годов.

Промчалось ты, златое время!

С тех пор по свету я бродил

И наблюдал людское племя

И, наблюдая, восскорбил.

Ко благу пылкое стремленье

От неба было мне дано;

Но обрело ли разделенье,

Но принесло ли плод оно?..

Я братьев знал^{193}, но сны младые

Соединили нас на миг:

Далече бедствуют иные,

И в мире нет уже других.

Я твой, родимая дуброва!

Но от насильственных судьбин

Молить хранительного крова

К тебе пришел я не один.

Привел под сень твою святую

Я соучастницу в мольбах —

Мою супругу молодую

С младенцем тихим на руках.

Пускай, пускай в глуши смиренной,

С ней, милой, быт мой утая,

Других урочищей вселенной

Не буду помнить бытия.

Пускай, о свете не тоскуя,

Предав забвению людей,

Кумиры сердца сберегу я

Одни, одни в любви моей.

1827

«Есть милая страна, есть угол на земле…» >{194}

Есть милая страна, есть угол на земле,

Куда, где б ни были — средь буйственного стана,

В садах Армидиных^{195}, на быстром корабле,

Браздящем весело равнины океана,—

Всегда уносимся мы думою своей;

Где, чужды низменных страстей,

Житейским подвигам предел мы назначаем,

Где мир надеемся забыть когда-нибудь

            И вежды старые сомкнуть

            Последним, вечным сном желаем.

            Я помню ясный, чистый пруд;

            Под сению берез ветвистых,

Средь мирных вод его три острова цветут;

Светлея нивами меж рощ своих волнистых,

За ним встает гора, пред ним в кустах шумит

И брызжет мельница. Деревня, луг широкой,

А там счастливый дом… туда душа летит,

Там не хладел бы я и в старости глубокой!

Там сердце томное, больное обрело

            Ответ на все, что в нем горело,

И снова для любви, для дружбы расцвело

            И счастье вновь уразумело.

Зачем же томный вздох и слезы на глазах?

Она, с болезненным румянцем на щеках,

Она, которой нет^{196}, мелькнула предо мною.

Почий, почий легко под дерном гробовым:

            Воспоминанием живым

            Не разлучимся мы с тобою!

Мы плачем… но прости! Печаль любви сладка.

            Отрадны слезы сожаленья!

Не то холодная, суровая тоска,

Сухая скорбь разуверенья.

1834

На посев леса

Опять весна; опять смеется луг,

И весел лес своей младой одеждой,

И поселян неутомимый плуг

Браздит поля с покорством и надеждой.

Но нет уже весны в душе моей,

Но нет уже в душе моей надежды,

Уж дольный мир уходит от очей,

Пред вечным днем я опускаю вежды.

Уж та зима главу мою сребрит,

Что греет сев для будущего мира,

Но праг земли не перешел пиит,—

К ее сынам еще взывает лира.

Велик господь! Он милосерд, но прав:

Нет на земле ничтожного мгновенья;

Прощает он безумию забав,

Но никогда пирам злоумышленья.

Кого измял души моей порыв,

Тот вызвать мог меня на бой кровавый;

Но подо мной, сокрытый ров изрыв,

Свои рога венчал он падшей славой!

Летел душой я к новым племенам,

Любил, ласкал их пустоцветный колос,

Я дни извел, стучась к людским сердцам,

Всех чувств благих я подавал им голос.

Ответа нет! Отвергнул струны я,

Да хрящ другой^{197} мне будет плодоносен!

И вот ему несет рука моя

Зародыши елей, дубов и сосен.

И пусть! Простяся с лирою моей,

Я верую: ее заменят эти,

Поэзии таинственных скорбей,

Могучие и сумрачные дети.

1846

Александр Иванович Одоевский

1802–1839

«Струн вещих пламенные звуки…» >{198}

      Струн вещих пламенные звуки

      До слуха нашего дошли,

      К мечам рванулись наши руки,

      И — лишь оковы обрели.

Но будь покоен, бард; цепями,

Своей судьбой гордимся мы,

И за затворами тюрьмы

В душе смеемся над царями.

      Наш скорбный труд не пропадет,

      Из искры возгорится пламя,—

      И просвещенный наш народ

      Сберется под святое знамя.

Мечи скуем мы из цепей

И пламя вновь зажжем свободы:

Она нагрянет на царей,

И радостно вздохнут народы.

1827

Дева. 1610 г

К Василию Шуйскому

Явилась мне божественная дева^{199};

Зеленый лавр вился в ее власах;

Слова любви, и жалости, и гнева

У ней дрожали на устах.

      «Я вам чужда; меня вы позабыли,

      Отвыкли вы от красоты моей,

      Но вы в груди на век ли потушили

      Святое пламя древних дней?

О русские! Я вам была родная:

Дышала я в отечестве славян,

И за меня стояла Русь святая,

И юный пел меня Боян^{200}.

      Прошли века; Россия задремала;

      Но тягостный был прерываем сон:

      И часто я с восторгом низлетала

      На вещий колокола звон.

Моголов бич^{201} нагрянул: искаженный

Стенал во прах поверженный народ,

И цепь свою, к неволе приученный,

Передавал из рода в род.

Моголец пал; но рабские уставы

Народ почел святою стариной.

      У ног князей, своей не помня славы,

      Забыл он даже образ мой.

Где ж русские? где предков дух и сила?

Развеяна и самая молва,

Пожрала их нещадная могила,

И стерлись надписи слова.

Без чувств любви, без красоты, без жизни

      Сыны славян, полмира мертвецов,

      Моей понять не могут укоризны

      От оглушающих оков.

Безумный взор возводят, и молитву