И будет вечен вольный труд - [18]

И в кудри темные вплетала васильки,

Колосья желтые и алые цветки.

А жнец на них смотрел, и вид его веселый

Являл, что жар любви живит удел тяжелый;

В отрадный свой приют уже сбирался он…

С кладбища сельского летит вечерний звон,—

И к тихим небесам взор пылкий устремился:

Отец и муж, душой за милых он молился,

Колена преклонив. Дум набожных полна,

Младенца ясного взяла его жена,

Ручонки на груди крестом ему сложила,

И, мнилось, благодать их свыше осенила.

Но дремлет всё кругом; серебряный туман

Таинственной луной рассыпан по снопам,

Горит небесный свод нетленными звездами,—

Час тайный на полях, час тайный над волнами.

И я под ивою сидел обворожен,

И думал: в жатве той я видел райский сон,

И много с той поры, лет много миновало,

Затмилась жизнь моя, — но чувство не увяло.

Томленьем сокрушен, в суровой тме ночей,

То поле, те жнецы — всегда в душе моей;

И я, лишенный ног, и я, покинут зреньем,—

Я сердцем к ним стремлюсь, лечу воображеньем,

Моленье слышу их, — и сельская чета

Раздумья моего любимая мечта.

1836

Василий Андреевич Жуковский

1783–1852

«Кто слез на хлеб свой не ронял…» >{99}

Кто слез на хлеб свой не ронял,

Кто близ одра, как близ могилы,

В ночи, бессонный, не рыдал,—

Тот вас не знает, вышни силы!

На жизнь мы брошены от вас!

И вы ж, дав знаться нам с виною,

Страданью выдаете нас,

Вину преследуете мздою.

1816

«Там небеса и воды ясны…» >{100}

      Там небеса и воды ясны!

      Там песни птичек сладкогласны!

О родина! все дни твои прекрасны!

      Где б ни был я, но все с тобой

            Душой.

      Ты помнишь ли, как под горою,

      Осеребряемый росою,

Белелся луч вечернею порою

      И тишина слетала в лес

            С небес?

      Ты помнишь ли наш пруд спокойный,

      И тень от ив в час полдня знойный,

И над водой от стада гул нестройный,

      И в лоне вод, как сквозь стекло,

            Село?

      Там на заре пичужка пела;

      Даль озарялась и светлела;

Туда, туда душа моя летела:

      Казалось сердцу и очам —

            Все там!..

Сентябрь — ноябрь 1816

Летний вечер

Знать, солнышко утомлено:

За горы прячется оно;

Луч погашает за лучом

И, алым тонким облачком

Задёрнув лик усталый свой,

Уйти готово на покой.

Пора ему и отдохнуть;

Мы знаем, летний долог путь.

Везде ж работа: на горах,

В долинах, в рощах и лугах;

Того согрей; тем свету дай,

И всех притом благословляй.

Буди заснувшие цветы

И им расписывай листы;

Потом медвяною росой

Пчелу-работницу напой

И чистых капель меж листов

Оставь про резвых мотыльков.

Зерну скорлупку расколи

И молодую из земли

Былинку выведи на свет;

Пичужкам приготовь обед;

Тех приюти между ветвей,

А тех на гнёздышке согрей.

И вишням дай румяный цвет,

Не позабудь горячий свет

Рассыпать на зелёный сад,

И золотистый виноград

От зноя листьями прикрыть,

И колос зрелостью налить.

А если жар для стад жесток,

Смани их к роще в холодок;

И тучку тёмную скопи,

И травку влагой окропи,

И яркой радугой с небес

Сойди на тёмный луг и лес.

А где под острою косой

Трава ложится полосой,

Туда безоблачно сияй

И сено в копны собирай,

Чтоб к ночи луг от них пестрел

И с ними ряд возов скрипел.

Итак, совсем не мудрено,

Что разгорелося оно,

Что отдыхает на горах

В полупотухнувших лучах

И нам, сходя за небосклон,

В прохладе шепчет: «Добрый сон».

И вот сошло, и свет потух;

Один на башне лишь петух

За ним глядит, сияя, вслед…

Гляди, гляди! В том пользы нет!

Сейчас оно перед тобой

Задёрнет алый завес свой.

Есть и про солнышко беда:

Нет ладу с сыном никогда.

Оно лишь только в глубину,

А он как раз на вышину;

Того и жди, что заблестит;

Давно за горкой он сидит.

Но что ж так медлит он вставать?

Всё хочет солнце переждать.

Вставай, вставай, уже давно

Заснуло в сумерках оно.

И вот он всходит; в дол глядит

И бледно зелень серебрит.

И ночь уж на небо взошла

И тихо на небе залегла

Гостеприимные огни;

И всё замолкнуло в тени;

И по долинам, по горам

Всё спит… Пора ко сну и нам.

1818

К русскому великану >{101}

Не тревожься, великан!

Мирно стой, утес наш твердой,

Отшибая грудью гордой

Вкруг ревущий океан.

Вихрей бунт встревожил воды;

Воем дикой непогоды

От поверхности до дна

Вся пучина их полна;

На тебя их буря злится;

На тебя их вой и рев;

Повалить тебя грозится

Обезумевший их гнев.

Но с главы твоей подзвездной

Твой орел^{102}, пространства князь,

Над бунтующей смеясь

У твоей подошвы бездной,

Сжавши молнии в когтях,

В высоте своей воздушной

Наблюдает равнодушно,

Как раздор кипит в волнах,

Как оне горами пены

Многоглавые встают

И толпою всей бегут

На твои ударить стены.

Ты же, бездны господин,

Мощный первенец творенья,

Стой среди всевозмущенья

Недоступен, тих, один;

Волн ругательные визги

Ветр, озливший их, умчит;

Их гранит твой разразит,

На тебя нападших, в брызги.

1851

Федор Никифорович Слепушкин

1785–1848

Уборка льна

Всех раньше бабушка родимая вставала,

На утренней заре, при пенье петухов;

Бродила по избе, — семье своей ворчала,

Ворчанье есть душа везде у стариков;

И с посохом к окну середнему подходит,

На нивы и поля разборчиво глядит,

Где полное душе веселие находит,

Увидя, как сосед с семьей в трудах кипит,

Стучит, кричит детям: «Ленивцы, как не стыдно

Лежать до сей поры, а в поле не бывать!

Соседи там давно, а вас еще не видно:

Добра вам, детушки, от лени не видать;

Счастливая пора не надолго продлится,