И белые, и черные бегуны, или Когда оттают мамонты - [28]
Бухгалтер колхоза «Турваургин»
Старик достал кисет, оторвал полоску от испорченной ведомости бухгалтерского баланса для козьей ножки, насыпал добрую щепоть табака в скрученную бумагу. Закурил. Выдохнул едким, обжигающим гортань дымом. Прокашлялся. Игривые лучи яркого, но негреющего солнца слепящей дорожкой шли от горизонта к берегу, где сидел старик. Место широкое – самое устье студёной Колымы. Глубина. Крутые берега. Ледяные, не прогреваемые даже в самые жаркие дни воды сибирской реки были, как всегда, непрозрачны и угрюмы. Этакий тревожный покой. И только непонятный глубинный шум отвлекал от дум, заставлял прислушиваться. Создавалось впечатление, что где-то на глубине реки неведомое подводное чудище устраивало своё пиршество, сгоняя на него в одну стаю огромных размеров нельм, благородных осетров, горбатых сигов, приплюснутых налимов, простодушных каталок.
Как ни странно, но тревога, от которой сюда сбежал бухгалтер из своей конторки, только нарастала. И вот с могучей силой и всплеском вздыбленной ржавой воды речные недра выплюнули на поверхность чёрное железное чудовище. Подминая под себя бурлящую воду, оно обнажало свои очертания и становилось всё больше и больше в размерах. Показалась боевая рубка, верхняя палуба. Тусклые смотровые стёкла иллюминаторов в ограждении рубки поблёскивали недобрым светом. Отчётливо стала видна надпись «U444-R» и крупные заклёпки на боку. Изумлённый старик угрюмо наблюдал за каждым сантиметром увеличивающегося в размерах чудища. От сердечного приступа его спасла бухгалтерская привычка считать. Он вдруг поймал себя на мысли, что машинально отсчитывает секунды с момента появления субмарины из-под воды, измеряет на глаз её длину…
Чёрное чудище решило не шокировать старика своими габаритами. Так же неожиданно, как началось, его всплытие прекратилось. Наступила тишина. И только беспокойные волны продолжали упорно долбиться в крутые бока железной рыбины. Внутри небольшой по военным меркам дизельной подлодки что-то застучало. Затем заскрежетало. Массивная крышка входного люка с трудом отделилась от туловища и со скрипом заржавевшего колеса у старой телеги замерла в вертикальном положении. Из чрева пришелицы одним за другим выбрались два человека в водолазных костюмах. Они ловко надули небольшую резиновую посудину и поплыли на ней в направлении старика.
Крик одинокой чайки вывел Алексея Захаровича из охватившего его оцепенения. Старик чертыхнулся, выругался матом и стал ждать приближения выплюнутых рыбиной икринок в скользком водолазном снаряжении. На всякий случай бухгалтер машинально придвинул к себе несколько увесистых камней, что оказались под рукой.
– Военно-морский флот Юнайтет Стэйтс оф Амэрика. Союзники, – козырнула, приставив два пальца раскрытой ладони к виску, первая икринка, на деле оказавшаяся моложавым военным.
– Союзники Совьет Юнион в война, – пояснил он ещё раз.
– Пауль Смит. Смит, – добавил он, оскалив в широкой улыбке белоснежные зубы. – Это инжэнер Форман. – Кивнул Смит в сторону неподалёку расположившегося поджарого водолаза с небольшим, обтекаемой формы чемоданчиком в руках. – Не надо бояться. Ми делать гуманитарный миссия. Сайэнтис. Наука. Исследования. Понятно? Вот из ё нэйм? Ах да! Имя? Как зовьют? Как тебья зовьют?
– Бухгалтер я, – от неожиданности тяжело выдохнул старик, – отдыхаю тут на берегу. Курю. Козью ножку курю.
– Что есть «коззя нощка»? Ё нэйм? Твой имя?
– Какой большой, а бестолковый! Союзник, твою мать.
Бухгалтер поднялся на ноги и протянул пришельцам для рукопожатия крепкую руку:
– Алексей Захарович, дед.
– Алекси Закхари… сорри! Трудно отечество. Можно просто Алекс? Сорри, дед Алекс.
– Ну, давай зови так, коль не шутишь.
– Ми – наука. Стоп война. Онли наука. Карашо, дед Алекс?!
– Знаем мы вашу науку. После неё ни зверей, ни людей на всём белом свете не сыщешь. Вымрем, как мамонты или белые медведи, – проворчал старик.
– Доунт бояться! Пис, мир. Гуманитари миссион, – живо отреагировал новоявленный собеседник.
– Чего уж мне-то бояться? Я своё отбоялся. Ещё в Первую мировую. Наш род всегда справно в казаках служил царю-батюшке. Так и помру. Другие пусть боятся. А мне память людска да могилы предков не велят от супостатов хорониться. Чего надобно? Говори напрямки, мне ещё сводку о заготовке сена в правление надо отдати, – насупился дед.
Краем глаза он наблюдал, как второй нежданно объявившийся союзник что-то собирал с земли в припасённые стеклянные колбочки, соскабливал образцы грунта металлическими штырёчками и складывал в чемоданчик.
– Вай? Зачем так дак, мрьачно, дед Алекс? Всё будет карашо! О’кэй! Ми плывём дальше. Гуд бай! Зис из, это на память.
Белозубый расстегнул что-то на поясе. Это оказался маленький стальной топорик, блеснувший на солнце тонкой полоской острого лезвия.
«Вот и пришёл конец твой, Алексей Захарович. Сходил, значит, к реке, нервишки успокоил, называется», – решил про себя старик.
– На-на, тэйк, бери. На память, – Смит протягивал деду топорик рукояткой вперёд, осторожно держа его за рабочую поверхность.
– Хм, благодарствую, раз так. Только извиняй, взамен дать ничего не могу. Только вот шляпу из соломы. Да и зачем она вам? Вымокнет. Прощевайте.
