И аз воздам - [31]

— Передай своему лекарю, чтобы сам шел в задницу, — любезно улыбнулся Ван Ален. — Я тебе глаз фактически сохранил… А вообще, я теперь поднатаскался, так если что — обращайся, зашью и второй.

— Искренне уповаю на то, что глаза мне пока зашивать рано, — хмыкнул Курт. — Все же до конца расследования я рассчитываю дойти живым.

— Что дальше-то делать будешь? — спросил охотник, неопределенно поведя рукой вокруг: — Куда двигаться собираешься? Силы объединить хотя бы теперь — идея неплохая, как думаешь? Похоже на то, что нам и тебе по пути: если ты узнаешь, что твоего сослуживца шлепнули за то, что он раскопал темные делишки местного Официума — стало быть, и нам с братом тут копать нечего, и нет никаких артефактов и малефиков, а есть просто люди, которым напрасно когда-то Знаки нацепили, не подумавши.

— Еще не знаю, что дальше, — пожал плечами Курт. — Сейчас я иду путем, которым шел Штаудт: он интересовался делом магистратского судьи. За сегодняшний день я успел переговорить со всеми, кто отмечен в протоколе, остался один человек, о коем в протоколе ни слова. Вряд ли я и там что-то выловлю, но для полноты данных поговорить надо… Потом буду думать. Если что придумаю — да, полагаю, действовать вместе было бы неплохо. Но и ты уж, будь так любезен, если что узнаешь, если будут какие-то подозрения, намеки, даже фантазии…

— … сразу расскажу, — кивнул Ван Ален и, увидев удивленно-настороженный взгляд собеседника, усмехнулся: — Что?

— Подозрительно быстро и легко ты согласился на сотрудничество.

— Я не согласился, Молот Ведьм, а сам же его и предложил, — поправил охотник и пояснил, недовольно поджав губы: — Не хочу торчать в этом городишке дольше нужного. Чем-то он меня безмерно раздражает; такое чувство, что сижу в бочке с маслом.

— За сегодня слышу нечто подобное вот уж второй раз.

— В первый раз — от самого себя? — усмехнулся Ван Ален; он пожал плечами:

— Меня все города раздражают. В них слишком много людей, а в людях слишком много того, что раздражает… На этом распрощаемся: откровенно говоря, валюсь с ног и мечтаю о нормальном ужине и постели.

— Задержись на минуту, — возразил охотник, когда Курт уже начал подниматься из-за стола.

Он обернулся, проследив взгляд Ван Алена к двери, и уселся обратно, глядя на возникшего на пороге парня — года на три младше охотника, совершенно не похожего чертами лица, однако что за человек появился сейчас в трактире, Курт отчего-то понял еще до того, как услышал:

— Лукас. Мой брат, соратник, заноза в заднице и гроза колдунов и тварей, — сообщил охотник, когда парень молча остановился у их стола, глядя на собеседников настороженно. — Курт Гессе Молот Ведьм, инквизитор, гроза всех и вся, в особенности нормальных людей, которым портит жизнь поистине талантливо.

Лукас Ван Ален помедлил, переводя взгляд с одного на другого, и, наконец, уселся, одновременно вытянув руку вперед через стол. Курт так же, не вставая, принял открытую ладонь, отметив, что парень не стал устраивать состязаний — хватка у него была крепкая, уверенная, но без нарочитой показушности.

— Много слышал о вас, — заметил Лукас и, помявшись, добавил с усмешкой: — Но по рассказам брата и по слухам я вас представлял несколько выше и суровей.

— Хорошо, что я этих слухов не слышал, — хмыкнул он. — И давай без лишних церемоний; побеседовав с Яном, я сделал вывод, что работать нам в этом городке предстоит вместе, так к чему лишние сложности.

— Да неужели? — поднял бровь Лукас, обернувшись к брату; тот пожал плечами:

— Молот Ведьм тут по тому же вопросу, что и мы. Инквизитор, в комнате которого мы поселились — это по его душу он прибыл: будет расследовать, кому покойник перебежал дорогу. Под подозрением в том числе и служители местного инквизиторского отделения. Если он выяснит, что инквизитора пришибли свои же — стало быть, нам с тобою тут ловить нечего, никаких малефиков сверх обычного тут нет, и мы сможем убраться отсюда ко всем чертям.

— А ты не удивлен, — отметил Курт, когда Лукас лишь кивнул в ответ; тот улыбнулся:

— Власть имущих подозревают в том, что они этой властью злоупотребляют и устраняют тех, кто про это узнал… Ничего удивительного тут не вижу.

— Ян сказал, ты говорил с соседями одного из осужденных. Удалось что-то узнать?

— Ничего, все то же, что и прежде. Пришли, арестовали, расследование, малефиции не нашли, передали светским, вздернули. Соседи говорят — за дело. Недовольных не было, с приговором все согласны, казненный признался почти сразу, каялся публично… Вообще, Официум все превозносят — из тех, с кем я говорил, — задумчиво проговорил Лукас. — Нигде пока не довелось услышать хотя бы намека на то, что в их службе что-то нечисто, ни одной жалобы; посему я как-то сомневаюсь, что твоего сослуживца порешили свои. Не похоже, чтобы им было что скрывать от своих проверяющих.

— Очень на это надеюсь, — вздохнул Курт, с сожалением заглянув в опустевшую кружку, и махнул рукой разносчику, подзывая его к себе. — Пожалуй, еще по кружечке — и я пойду; а ты мне пока расскажи, что за дифирамбы тут поют Официуму.

— Я б не сказал, что дифирамбы, — усмехнулся Лукас. — Ругают, куда без того. Наглые, самодовольные, повсюду лезут, во все дела нос суют… Но когда доходит до дела — их заслуги все признают, и там уж никаких нареканий.