Хунну и Гунны - [47]

, отмечу работу Хирта о древней истории Китая (Ancient history of China, 1908), в которой Хунну считаются Турками. Турками же называл Хунну и Ф. Шварц в его работе о Туркестане (F. Schwarz, Turkestan, die Wiege der indogermanischen Völker, Freiburg, 1900, XIX, 15, 140). Наконец, И. Маркварт в своей работе о Команах (цит. соч., стр. 69) косвенно высказывается о народности Хунну и их отожествлении с Гуннами, говоря, что Усуни говорили по турецки, ибо были рано «гуннизированы» (Ф.В.К. Мюллер в цит. статье, стр. 574 считает, что Хунну несомненно говорили по турецки)[106].

Археологические находки, так много внёсшие в изучение древней истории Средней Азии Орхонскими открытиями, ничего не дают непосредственно для гунского вопроса. Это и неудивительно при значительно большом расстоянии по времени Хуннуской истории от истории Тугюйцев. Отмечу только одну раскопку — именно произведённое Ю. Талько–Грынцевичем обследование Суджинского могильника в Забайкальской области, подробно им описанного (см. его работу Суджинское доисторическое кладбище в Ильмовой пади Троицкосавского округа Забайкальской области в Трудах Троицкосавско–Кяхтинского Отделения Приамурского Отдела Русск. Геогр. Общ., т. I, вып. 2, 1898, Москва, 1899, стр. 1–77 и приложения, табл.I–XXVI). Из обряда погребения в срубе выясняется, что погребавшееся племя было пастушеское, скотоводческое. Предметы, найденные при погребении, отличны от минусинских медных находок — находятся железные вещи; предметы более высокой культуры и железо являются вероятно результатом сношений с Китаем; среди находок имелась круглая бронзовая пластинка (обломок) с 6 знаками, отличающимися от так наз. среднеазиатских рун в надписях на древних могилах Монголии (см. цит. работу, стр. 9 и 46 и табл. XII, рис. 36). Подводя итог своей раскопки, Талько–Грынцевич (стр. 39 цит. работы) отмечает, что могильник насыпан смешанной расой, может быть турецкого происхождения, до заселения этих мест Монголами. В следующей своей работе, посвященной этому же вопросу, этот исследователь (см. его статью, Древние обитатели Центральной Азии, там же, т. II, вып. 1–2, стр. 61–76, 1899, Москва, 1900; эта работа посвящена также в Русск. Антропологическом Журнале, т. I, №2, 1–11) для выяснения территории и пути следования народа, сооружавшего эти могильники со срубами, отмечает важность уяснения направления этого погребения далее на Восток и установление связи с погребением того же рода, находимым в Минусинском крае (см. стр. 64 его ст.). Наконец, в третьей работе по тому же вопросу (Древние обитатели Забайкалья в сравнении с современными инородцами, там же, т. VIII, вып. I, 1905, СПб., 1906, стр. 32–52), подводя итоги своих раскопок в Забайкальском округе в археологическом и антропологическом отношениях, классифицируя добытый материал и указывая заимствование погребённым в срубах населением из Китая вещей и железа, он отмечает их среднеголовость (см. стр. 39 и 45) и даёт следующие определения: «Можно полагать, что погребение в срубах относится к первым векам после Р.X.» (стр. 38); похороненные в них «по китайским источникам, не суть ли те из тюркских племён, которые в середине III в. до Р.X. сплотились в одно могущественное государство Хун–ну» (стр. 46). Отмечаем эти последние работы особенно потому, что именно археологические памятники дали повод к лучшему ознакомлению с древней историей Средней Азии, начавшемуся с дешифровки орхонских надписей.