Хунну и Гунны - [25]

Что касается до сообщения исторических фактов, то Сен–Мартен первый указал на известия о Гуннах, встречающиеся у армянских писателей (см. Lebeau, т. III, стр. 277, прим. 3). В них сообщалось, как царь Тиридат Великий вёл войны с Гуннами (Хунк). Царь этот правил с 259 по 312 г.[51] Основываясь на этих армянских известиях, равно как и на сообщениях Дионисия Периегета и Птолемея, Сен–Мартен вывел заключение (Lebeau, т. IV, стр. 63, прим.), что до начала второго века по Р.X. Гунны жили на берегах Каспийского моря, Волги, Танаиса (Дона) и даже Борисфена (Днепра). Считая же Гуннов тожественными с Финнами, он нашёл упоминание о них и у Тацита. На основании слов этого автора и предполагаемого им (Сен–Мартеном) тожества он считал, что народ этот жил между Чёрным и Балтийским морями вплоть до Ледовитого океана.

Весьма замечательно по нашему мнению то, что сказал Сен–Мартен о переходе имени с одного народа на другой (прим. 1 стр. 65. т. IV). «Нужно обратить внимание на то, что сходство между двумя древними народами, указываемое греческими и римскими писателями, не всегда служит доказательством того, что эти два народа принадлежат к одному и тому же племени; это только значит, что они наследовали друг другу в одной и той же области. Потому то Гунны носят часто имя Скифов»… Сен–Мартен коснулся также и вопроса о монгольском типе Гуннов. Он думал, что все то, что передают об их наружности, очень хорошо объясняется обычаями этого народа. Из этого можно, нам думается, заключить, что этот учёный признавал возможным то, что сообщил Апполинарий Сидоний об искусственном изменении Гуннами своей наружности. Говорил Сен–Мартен и о китайских известиях о Хунну, но только мимоходом и при том основываясь на сообщениях Ремюза (см. Lebeau, т. IV, стр. 74, прим. 2). Он критиковал также и предположения Дегиня о титуле хуннуского государя. Вот его слова по этому поводу (т. IV, стр. 75 прим. 1): «Национальный титул повелителей Хунну был не Таньжу (Tau–jou), как писал Дегинь, а Шень–юй (Tchhen–ju); историк Гуннов плохо прочёл два китайских знака, образующих это имя. Слово Шень–юй не значит сын неба, как думал Дегинь, но этот титул, которого значение неизвестно, прибавляли к Тенгри–кугу т.е. сыну неба». Что касается до отношения Гуннов и северных Хунну после 93 г. по Р.X., то Сен–Мартен думал, что «из рассказов китайских историков видно, что остатки этого народа (т.е. северных Хунну) и царского племени (race royale) удалились к уральским горам, но нельзя точно установить их тожества с Гуннами, которые позже управлялись Аттилой. Можно думать, что Финны, имя которых тожественно имени Гуннов, уже жили в странах, где мы застаём их теперь». Итак, по мнению Сен–Мартена, Гунну и Хунну были Финны и вследствие этого общего происхождения они тожественны.

Как видно из изложенного нами, мнения Сен–Мартена можно разделить на две части: первая касается общих соображений относительно происхождения Хунну п Гуннов, вторая — частных исторических фактов и их объяснений. Сообразуясь с порядком его изложения, мы сначала представим критику его общих воззрений, а затем мнений по отдельным вопросам.

Принимая тожество Гуннов и Финнов, Сен–Мартен считал основным доказательством для этого то, что все народы, живущие теперь на тех же местах, где некогда жили Гунны, и по преданиям происходящие от них, говорят на финских языках. Мы должны возразить по этому поводу то, что недостаточно ещё жить в тех же местах, где жил когда то народ, чтобы быть его потомками. Все, входившие в состав гуннского государства, назывались Гуннами, но не были ими по происхождению. Народные предания Мадьяров хотя и связываются с именем и историей Гуннов, однако эти предания, как мы уже говорили, лицами, весьма компетентными в этом вопросе, считаются не отвечающими исторической действительности. Ещё Вивьен де–Сен — Мартен высказался против отожествления имён Гунн и Финн. Он назвал его «более, чем случайным». О нём же писали и некоторые другие учёные. Так, Нейман (цит. соч., стр. 15) указал на то, что сами Финны называют себя Суоми или Саме, слово же Финн есть немецкий перевод этого слова, которое значит «болотный житель». Тацит, думал Нейман, только потому и назвал этот народ Финнами, что известие о них пришло к нему через Германцев. Уйфальви (цит. соч., стр. 98) и Тьерри (цит. соч., т. 2, стр. 5) тоже утверждали, что сам народ называет себя Суоми. Этого же взгляда придерживался и Цёйсс (Zeuss) (Die Deutschen und die Nachbarstämme, 1837, стр. 272, прим. 2). Особенно же вески в данном случае замечания специалистов финнологов, напр. Келлгрена (Dr. Kellgren, Les Finnois et la race ouralo–altaïque, помещено в Nouvelles annales des voyages, année 1848, t. III). Он, утверждая, что слово Финн есть только немецкий перевод, приводил в доказательство то, что звука «ф» даже нет в языке этого народа. Насколько шатки подобного рода словопроизводства, можно видеть из того, что Венелин, совершенно отрицавший тожество Гуннов не только с Финнами, но и с каким бы то ни было из урало–алтайских племён и старавшийся первый доказать славянство Гуннов, находил сходство между словами: Гунн — Венд (Древние и нынешние Болгаре, 1829, т. I, стр. 173). Не касаясь вопроса о происхождении финского народного имени, я скажу только, что подобное основанное только на созвучии отожествление совершенно нас не удовлетворяет. Раз мы примем мнение Сен–Мартена, что Гунн — Финн, то не меньше доверия будет заслуживать и предположение Венелина, что Гунн — Венд