Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке - [71]

Все это произошло позже, а осенью 1906 г. появление «милиционеров» не только избавило небольшой экспедиционный отряд от серьезной опасности, но и дало Арсеньеву возможность познакомиться с чжан-бао (предводителем) дружины Чан-ги-чином. Впечатление, оставшееся от этой встречи, заставило Арсеньева заподозрить в китайце… политического преступника, бежавшего в русские пределы от преследования маньчжурских властей Поднебесной. «Мне не приходилось встречать человека, — писал спустя годы Владимир Клавдиевич, — в котором так совмещались бы серьезность, добродушие, энергия, рассудительность, настойчивость и таланты дипломата… В его жестах, во всей его фигуре, в манере держать себя было что-то интеллигентное. Его ум, самолюбие и умение подчинить себе толпу говорили за то, что это не был простой манза». Чан-ги-чин сообщил исследователям, что хунхузы пришли морем, намереваясь устроиться в заливе Пластун и заняться грабежом джонок, ищущих укрытия от непогоды. Во время экспедиции 1906 г., а также в следующем году, чжан-бао оказал Арсеньеву большие услуги: он предупреждал путешественника о возможных опасностях и обеспечивал охрану стоянок.

25 сентября члены экспедиции разделились: H.A. Пальчевский и А.И. Мерзляков с лошадьми и частью команды должны были вернуться во Владивосток морем. Завершить маршрут выпало самому Арсеньеву, Г.И. Гранатману, Дерсу и трем нижним чинам. Маленькая партия должна была в трудных условиях наступающей зимы в последний раз перевалить Сихотэ-Алинь и выйти к линии железной дороги через бассейн реки Иман. Выдержав по пути сильную метель, путешественники преодолели горный хребет и в конце октября вышли к реке Иман. Три дня отряд отдыхал в виду китайского поселка Сидатун. Загодя предупрежденный Чан-ги-чином, Арсеньев предпочел остановиться в удэгейском становище на противоположном берегу Имана: обитателями Сидатуна были «различные преступники, беглые, уклоняющиеся от суда, и искатели приключений, бурные страсти которых не знали пределов». Местное «инородческое» население, как и повсюду в уссурийской тайге, находилось у китайцев на положении бесправных рабов. Удручающие картины жизни охотников и бессилие что-либо изменить в их существовании заставили путешественника поскорее отправиться в дорогу.

Следующим поселением на пути экспедиции была деревня Сяныпихеза. Местный богач Ли Тан-куй, в фанзе которого путешественники были устроены на ночлег, возбуждал подозрения начальника партии своими заискивающими манерами и подозрительным поведением. Проведя под кровом китайца тревожную ночь, Арсеньев, несмотря на возражения хозяина фанзы, решил во что бы то ни стало посетить ближайшее удэгейское становище Вангубе. Убедившись в твердости намерений путешественника, китайцы резко изменили свое отношение к экспедиции: от показного радушия не осталось и следа. Удэгейцы также встретили отряд с нескрываемой враждебностью, однако это недоразумение вскоре благополучно разрешилось. Лесных жителей возмутило то, что русский капитан остановился на ночлег в доме Ли Тан-куя, который, как выяснилось, был главным эксплуататором иманских «инородцев». Произвол, чинимый китайцем и его подручными, вынудил удэгейцев отправить ходоков с жалобой в Хабаровск. Генерал-губернатор Унтербергер принял охотников и обещал, что с «манзами» разберется начальник русского отряда, который придет на Иман со стороны моря. О жалобе удэге быстро стало известно Ли Тан-кую. Вернувшиеся ходоки были подвергнуты жестокому наказанию. Когда жители Вангубе решили вновь отправить жалобу властям, Ли Тан-куй пригрозил заживо заморозить посланца в реке. К моменту появления Арсеньева жители стойбища уже две недели жили в осаде, не имея возможности заниматься охотой. Арсеньев заступился за удэге и обещал доложить о самоуправстве китайцев начальству.

Последний участок маршрута дался усталым путникам с особенным трудом. Усилившийся мороз мешал производить съемки. Большинство иманских китайцев не скрывали враждебности и грубо отказывали путешественникам в ночлеге. С большим трудом приют удалось найти на винокурне Мяолин, владелец которой, хоть и без радости, принял отряд на постой. Старый «манза» был уверен, что появление офицера и солдат означает намерение властей конфисковать его предприятие… 10 ноября отряд достиг местности, населенной русскими переселенцами, а спустя два дня Арсеньев с тяжелым сердцем расстался со своим проводником и другом Дерсу Узала.

17 ноября экспедиция возвратилась в Хабаровск. За пять месяцев Арсеньеву и его спутникам удалось выполнить большую работу, побывав в местах, где в течение почти полувека не ступала нога исследователя. Командование округа было довольно разведчиками, которым удалось собрать подробные сведения о географии и населении самых недоступных районов Приморья. Члены экспедиции получили награды и повышения по службе. Сам Владимир Клавдиевич за «труд, сопряженный с огромными лишениями и опасностями, вместе с тем составляющий основательный вклад в науку, рвение, энергию и фанатическую преданность делу» стал кавалером ордена Святого Владимира IV степени. Принимая поздравления, путешественник мысленно возвращался к дням, проведенным в тайге. Арсеньев испытывал противоречивые чувства. К ярким впечатлениям походной жизни примешивалась жалость к вымирающим аборигенам, жизнью и имуществом которых безраздельно распоряжались китайцы. Особое возмущение вызывали китайские и корейские охотники, с хищническими методами которых Арсеньеву неоднократно доводилось сталкиваться в тайге. Самым ярким примером безудержного и безнаказанного истребления природных богатств стал для путешественника промысел кабарги, добывавшейся только ради целебного мускуса. Две трети животных, угодивших в ловушки браконьеров, составляли самки, не имевшие в глазах охотников никакой ценности. Их туши попросту выбрасывали! От браконьеров не отставали русские лесопромышленники, бездумно вырубавшие огромные участки тайги, не догадавшись позаботиться о вывозе древесины. Путешественник с горечью убеждался в правоте Дерсу, отводившего уссурийской тайге от силы десяток лет жизни при таких «хозяевах». Борьба с засильем в крае хищников всех мастей — хунхузов, купцов, браконьеров — на долгие годы стала смыслом жизни Арсеньева.