Хунхуз - [11]
– Двадцатый век, – пожал я плечами, – существует телеграф для этих целей и, даже, телефон.
– Да, может быть, – согласился Лю Веймин и продолжил. – Они договорились не только продать ему коней, но и стать его конюхами на Формозе.
– То есть, они решили покончить с хунхузничеством?
– Ши (да).
– Похвально.
– Но какой ценой для всех нас? Что бы было, если бы приехал человек от того японца, одобрил бы лошадей и они бы угнали их на японскую часть железной дороги?
– Это было бы ужасно.
– Было бы ужасно. И для тебя и для братства вольных храбрецов. Так ты пойдёшь убивать конокрадов?
– Нет, Лю Веймин, избавь меня от этого удовольствия. Одно дело убивать людей на войне, другое дело казнить их, пусть даже и заслуживающих казни. Боюсь, что эта казнь отравит мне всю жизнь. Неужели они сидят и ждут казни безо всякой охраны? Они один раз пошли против братства, почему сейчас они не могут пойти?
– Куда же они пойдут? – удивился Лю Веймин. – Куда бы он ни пошли, их поймают и приведут ко мне или принесут их головы. Мы относимся к смерти не так как вы, «рыжие черти». Для нас смерть это такое же проявление жизни как пить, есть, спать с женщиной.
– Как-то не очень вериться, – сказал я. – Если эти трое больше всего провинились передо мной, а я их прощаю, простишь ли ты их?
– Почему ты их прощаешь? – удивился Веймин.
– Наш Бог велит прощать и молиться за врагов своих.
– Прощать врагов своих – глупо.
– Но относится к смерти как к еде или сну – тоже удивительно.
– У каждого свои обычаи, – согласился Веймин.
– Так простишь ты их. Пусть они уезжают далеко, на юг, например.
– Что они там будут делать, Се Ляо Гай? Слонов воровать? На юге лошадей нет.
– Так всё же? – настаивал я.
Лю Веймин долго молчал, курил свою трубку, потом сказал:
– Что ж, если ты так настаиваешь, Се Ляо Гай, пусть так и будет. Пойдём.
– Куда?
– К конокрадам. Они же нас ждут.
Шли мы недолго, примерно в пол версте от посёлка, действительно без всякого конвоя, трое хунхузов сидели на земле, руками обхватив колени. Они вскочили, увидев нас, посчитав, видимо, что их пришли убивать.
Лю Веймин оглядел их пронзительным взглядом и сказал что-то грозное на китайском языке. Конокрады недоумённо смотрели на него и глаза их расширились от изумления. Лю Веймин повторил свои слова уже менее грозно. Трое хунхузов бросились на колени и долго кланялись мне и Веймину, говоря слова благодарности, потом встали и быстро пошли к лесу.
Лю Веймин повернулся ко мне:
– Ты доволен, брат мой?
– Ши, се се (да, спасибо), – сказал я как мог по-китайски, – а то я бы переживал о их гибели.
После этого случая, простые хунхузы, они называют себя ди сюн ди, что значить «являющиеся братьями», смотрели на меня с явным восхищением, мой авторитет вырос в их глазах, и они стали на самом дели мне друзья. После этого я поверил, что не один из них не причинит мне ничего дурного.
А смерти, я думаю, китайцы боятся, как и все, просто они более послушны и дисциплинированны.
16.12.2020г.
Вагон с французским шампанским
Наступила зима, сопки покрылись снегом.
Хунхузов в лагере Лю Веймина почти не осталось – подались в города проматывать добычу, вознаграждая себя за летние труды. Весной все соберутся опять.
Такое зимовье хунхузы называют ди ин цзы – земляной лагерь, потому что некоторые фанзы врыты в землю. Обычно лагерь тщательно скрывают и сидят в нём всю зиму как в тюрьме, никуда не выходя, что бы не выдать его расположение. Ведь там храниться весь арсенал хунхузов, их казна и всё прочие имущество братства. Но Лю Веймина это не касалось. Где его ставка знали все и со всем руководством, как китайским, так и российским у него были хорошие отношения.
Китайская фанза – это двухкомнатный дом, разделённый на кухню и жилое помещение, стены сделаны из глины вперемешку с рубленой соломой, столбы и балки оформляют крышу, крытую тростником, потолка не было, и на поперечных балках сушат одежду. Но главное в фанзе это кан. От очага на кухне, вдоль стен тянется широкий деревянный настил, обмазанный глиной, в нём спрятаны трубы, по ним тёплый воздух и дым выходит наружу через высокую трубу рядом с домом. Ночью на кане спят, днём – едят, пьют, играют в карты или просто сидят и курят трубку.
Вот и мы сидели на кане за маленьким столиком, скрестив ноги по-турецки, и пили зелёный чай с всякими сладостями. Мы – это я, Сергей Павлович Верещагин, горный инженер, китайцы зовут меня Се Ляо Гай или просто капитан, иногда Се сяньшэн (Се господин), глава местных хунхузов Лю Веймин и гостивший у него Хэ Яочуан, глава другого объединения хунхузов. Он промышлял разбоем на реках Амур, Сунгари и Уссури, но этим летом его изрядно помяли китайские войска и наши казаки, потерял много своих людей и вынужден был искать спасения в лагере Лю Веймина. Это был человек приятной наружности, ему было не больше тридцати лет, а, скорее всего, 27-28. И он прекрасно говорил по-русски. Все главари хунхузов в Маньжурии и Приморье говорят на русском языке, владея им в той или иной степени, но Хэ Яочуан говорил на нём не только правильно, но и почти без акцента.
