Художник Её Высочества - [78]

По-человечьи становились понятно его киданье на женщин. Хотя наказание за это задним числом оправдывалось. Мало ли у кого какое учение о музыкальной композиции. Степан не стал комментировать битву полов и сочувствовать. А мужик как-то несообразно напрягся.

— Давай, штоли, познакомимся? Опосля бацалков.

Азиаты по этому поводу хорошо сказали: «И дружба начинается с пинка». Хотя, само собой, не дружба в данном конкретном случае. Степан назвался и мужик представился:

— Бадя я.

— Как это Бадя? Имя?

Не имя. Гражданская кличка — Форшмак. Кличка на зоне — Бадя. Бадя-Форшмак. Мамин-Сибиряк, французские спарки: Мария-Антуанетта, Жан-Поль Бельмондо, прочее.

— По формальному-то как?

— Вообще-то, Лабунько, — привздохнул. — Но никто не помнит, ни люди, ни женщины.

Положено сказать: приятно познакомиться. Но кому приятно? Форшмаку в гоголь-моголе? Или художнику после сегодняшних шпрингтанц? Танцы с прыжками, да еще с диетическими яйцами. Дуэль называется, курам на смех.

— Ну, я ушагал, — сказал Бадя-Форшмак, заметно стушевавшись. Где-то он стал похож на нормального человека. И ушагал.

Степан выбрался на балкон и обнаружил Жуля. Щенок спал в тенёчке, вернее, просыпался, завошкался, зевнул сладострастно, увидев хозяина, затрепетал дауменом. Видимо, пока Степан ходил в город стреляться яйцами, Абигель выгуляла щенка, оставила в мастерской и снова ушла по своим таинственным делам в город.

— Где твой тромбон без вентилей? — спросил Жуля, имея в виду абигелев обет молчания.

Щенок вскочил, прогнулся в спине, потягиваясь и подвывая: «Уа-уа».

— Уа-уа, — передразнил. — А ну, псина, покажи, как бабы парятся.

Щенок взлаяв, ударил вокруг мастерской. Разминка после сна.

«Вот жизнь! — позавидовал Степан. — Поспал — прогулка. Поел — поспал. Прогулялся — поел». И так далее, до собачьей пенсии. «А у меня что?» Улегся на перила. «У меня Мистер Твистер Рескин Джо. Жизнь без труда — воровство. А труд без искусства — варварство. Словоблудие ради мудрствования. Жизнь без воровства — варварство. Воровство без искусства — труд. Или можно так: Труд без жизни — искусство. Варварство без воровства — труд. Или, скажем, так: Искусство без воровства — варварство. А воровство без труда — искусство.» Надо же какая вариабельность. В общем, идеи смеются над пространством, а художник картин не пишет. И где, спрашивается, носит его любимую? Онемевшую. Где её носит, безглагольную любимую? Люби меня, баклан хавирный. Так лысый ругался? Нелюбимый.

Вздохнул паровозом, спускающим после работы пар. С силой, шипеньем, протяжно. Защемило в молодецкой груди.

— Где ты ходишь, чудо природы в северо-южном направлении?

Ах защемило! Хоть Элечку напускай на эти защемлины с потом металлов. Что делает женщина, улучшая породу? Встает на каблуки. Что делает мужчина, улучшая породу? Наверное, ищет женщину.

Кроме её дома художник не представлял, где искать металловласую. Полчаса пешком и он в доме на Бережковской набережной. Знакомая дверь… Протянул руку к звонку и увидел — дверь не заперта. Неодобрительно цыкнув, вошел в квартиру. На кухне бубнил мужской голос.

«Ах, так?! — обиделся сразу. — Меня игнорирует, а с посторонними мужиками треплется.»

Двинулся было на кухню, но остановился, неприятно пораженный. В зеркале трюмо отражалась кухонная картинка. Абигель и какой-то парень, сидят друг против дружки, голова к голове. Парень тихо что-то говорит, говорит и держит в ладонях абигелевы пальцы. У неё глаза сонно полуприкрыты, но видно, что внимает, грешная. Не к месту вспомнился рассказ уголовного хамилы. Его приход не заметили. Взять сейчас ворваться с шумом, устроить сцену ревности, пусть безобразную, навалять обоим и выкинуть ухажера на лестничную площадку в трусах.

Спокойно. В каких ещё трусах? Парень в брюках и может оказаться банальным родственником. Потом… Потом — суп с котом, конь германский, бык венгерский!

Замер, прислушиваясь, в принципе готовый к активным действиям а ля Бадя-Форшмак. Но уж больно молодой человек серьезно в чем-то убеждал. Так сердцееды с дамами не разговаривают. Всё смешливей и пошлее, если тру-ля-ля. Неудобно как-то стало. Подкрался, получается, подслушивает, подглядывает. Не зная, что предпринять, отступил в кабинет профессора, стараясь сохранить угол, при котором в зеркале видна картинка из кухни. Больно наехал копчиком на угол письменного стола, сморщился. Если сесть в кресло, разговорщиков-заговорщиков в зеркале видно как на ладони. Сел, схватил пальцами мочки ушей. Дурацкое положение!

Перед ним на столе в бронзовой розетке необычное кольцо без камня. Случайные выступы, заблудившиеся декоративные бороздки, нечаянных размеров шарики, припаянные даже с боков, где их не должно быть, соседние пальцы натрут.

В зеркале картинка изменилась. Оторвался от кольца, краем глаза увидев движение. Парень замолчал, обнял Абигель. А та улеглась ему головой на плечо, закрыла глаза. Прямо Персей и Андромеда. Морду надо бить за такие скульптурные композиции! Сжал челюсти, ожидая перемены в эротическую сторону. «Обрадуйте, голубчики. Исстегаю крапивой, исполосую, как британский флаг!» В голове зазмеилась конкретная мысль: то это кольцо или не то, неважно, а если надеть на средний палец вот так, да заехать кастетом по скуле…