Хрущевцы - [84]

Поначалу мы ничего не знали, что затевали Хрущев и его сообщники в Бухаресте. Но вскоре мы получили от Хюсни первые радиограммы. Стали подтверждаться все наши предсказания. Начиналось бухарестское Совещание, чтобы дату установить, а кончалось оно тем, что в крестовый поход превращалось. Хрущев настаивал на том, чтобы на совещании обсуждался вопрос о разногласиях между Советским Союзом и Китаем, причем обсуждался он, конечно, в том направлении и в таком духе, в каком это он хотел. На этом совещании, утверждал Хрущев, могут «быть приняты и решения», и он требовал от других партий высказаться о «грубых ошибках Китая», солидаризоваться с советскими и «занять одну общую позицию». Я окончательно убедился в том, что речь шла об одном из самых гнусных и самых жестоких заговоров, и сразу же поставил вопрос на рассмотрение Политбюро.

Это были дни и ночи интенсивной, беспрерывной, тщательной, хорошо продуманной и взвешенной во всех аспектах работы. Жребий был брошен, «миру» с хрущевцами наступил конец. Они разожгли огонь, а нам предстояло отвечать на это всеми нашими силами. О тактическом примирении и «сговоре» с хрущевцами уже не было и не могло быть и речи. Великая борьба началась. Нам предстояла очень трудная, тяжелая, полная жертв и последствий борьба, но мы были преисполнены решимости довести ее до конца, мы были полны веры и оптимизма, так как сознавали, что правда на нашей стороне, на стороне марксизма-ленинизма.

Всем известно, как было проведено совещание: поспешно был роздан советскими объемистый материал, содержавший выпады против Китая; было решено провести несколькими часами позднее совещание партий социалистического лагеря, а затем собраться всем главам делегаций коммунистических и рабочих партий, участвовавших в работе съезда румынской партии, которым Хрущев выразил бы свое желание «осудить Коммунистическую партию Китая как антимарксистскую, троцкистскую партию» и т. д. и т. п.

На организованном Хрущевым первом совещании товарищ Хюсни Капо, от имени нашей партии и в соответствии с детальными указаниями, которые мы посылали ему ежедневно, а нередко и два раза в день, атаковал Хрущева и других за их антимарксистские намерения и за применяемые ими заговорщицкие методы, он выступил в защиту Коммунистической партии Китая и высказался против продолжения такого совещания.

Хрущев этого не ожидал. На заседаниях он с пеной у рта без умолку говорил, жестикулируя и нервничая, злился. Но товарищ Хюсни Капо, вооруженный правильной линией нашей партии, особыми указаниями, которые беспрерывно получал от нас, и своим известным хладнокровием и смелостью не только не сдрогнул, но, напротив, твердо выстоял, он отвечал Хрущеву по горячим следам.

В своих многочисленных выступлениях Хрущев метил, казалось, в Пэн Чжэня — главу китайской делегации, но всегда подыскивал случая для того, чтобы атаковать нашу партию и ее представителя. Он преследовал цель не только атаковать нашу решительную позицию, но и внушать представителям других партий, что албанцы «играют на руку китайцам».

— Вы, товарищ Пэн Чжэнь, — обвинял его Никита Хрущев, — вчера вечером совсем не упомянули мирное сосуществование, не говорили о нем. Говорил или не говорил, товарищ Капо?

— Я из Албанской партии Труда, — ответил ему Хюсни. — Вот вам Пэн Чжэнь. Спросите его сами!

— Мы не можем договориться с Мао Цзэдуном и китайцами, они с нами тоже. Не послать ли вас, товарищ Капо, договориться с ними? — обратился Хрущев к товарищу Хюсни в другом случае.

— Я не получаю от вас приказов, — ответил ему Хюсни. — Приказы я получаю только от моей партии.

Ничто не заставило его отступить от принципиальной, смелой и революционной позиции партии. Он ни глазом не моргнул перед воплями и давлением шарлатана Никиты Хрущева. Спокойный, хладнокровный и принципиальный, товарищ Хюсни Капо заявил от имени партии, что рассмотрение этих вопросов на бухарестском Совещании Албанская партия Труда считала ошибкой, так же как считала ошибкой и первоначальную попытку китайцев обсуждать эти вопросы с профсоюзными делегациями. «АПТ, — сказал он, находит вредной полемику в печати, будь она открытая или замаскированная. Кто прав, а кто нет, об этом будем судить на предстоящем совещании партий».

Хрущевцы встревожились по поводу того, что заговор взрывался у них в руках. Начались хождения, «советы», «дружественные консультации и беседы», нажимы под маской шуток и улыбок. Андропов, человек закулисных махинаций и козней (поэтому его и сделали начальником КГБ), относился к числу наиболее активных, он из кожи вон лез, чтобы заставить нашу партию примкнуть к заговору.

Советские не преминули вовлечь в эту гнусную игру и своих лакеев из других партий. Андропов тащил с собой некоего Модьероша и вместе с ним наносил товарищу Хюсни «визит». Андропов молчал, дескать, «я не говорю», а Модьерош тараторил о «правильности марксистско-ленинской линии КПСС».

— Что делает Албания, — спрашивал, в свою очередь, Живков. — Одни только вы не согласны.

— Что вы хотите этим сказать? — задал ему вопрос Хюсни.

— Нет, нет, — переменил тон Живко. — Я пошутил.