Хрущевцы - [71]

Об этом либеральном блефе Хрущев и его теоретики трезвонили день-деньской. В этом направлении в печати, радио и всей советской пропаганде стали трубить на всех перекрестках; на улицах, на фасадах зданий и промышленных объектов виднелись даже плакаты, на которых крупными буквами было выведено:

«Догнать и перегнать США»*. Предатель вопил с трибун собрании, заявляя: мы перегнали Америку на том и на сем секторе, перегоним ее в сельском хозяйстве (причем намечал и сроки), мы закопаем капитализм и т. д. Ревизионистские теории развивались, обрабатывались, распространялись во всех капиталистических странах руководителями-предателями псевдомарксистских партий и всякого рода философами-лжемарксистами, троцкистами, вроде Сервена, Гароди, Кривина, Фишера и др., которые притаивались в коммунистических партиях и словно грибы после дождя, выступили как хрущевские ревизионисты.

Настоящие коммунисты были застигнуты врасплох. В этом отрицательно сказался больной, антимарксистский сентиментализм — они не решались поднять голос против своих разлагавшихся партий, против старых руководителей, вступавших на путь измены, не решались поднять голос против горячо любимого ими Советского Союза, так как не осознавали катастрофы, угрожавшей родине Ленина и Сталина.

Капиталистическая буржуазия всеми экономическими и пропагандистскими силами и средствами способствовала дальнейшему углублению этого смятения.

Таким образом, коварный план Хрущева подробно развивался кознями, давлением, демагогией, шантажом, ложными обвинениями, нарушением договоров, соглашений и. контрактов, существовавших между Советским Союзом и Китаем, а также между Советским Союзом и Албанией, покуда хрущевцы не дошли до хваленого бухарестского Совещания.

11. «Калач» и «кнут»

^{Наша Партийно-правительственная делегация выезжает в Советский Союз. Происки Хрущева: На стол ставят «калач» — советское правительство освобождает нас от выплаты кредитов. Ленинград: Поспелов и Козлов цензуруют наши выступления. «Нам не следует упоминать югославов». Наши официальные переговоры с Хрущевым и другими. Хрущев нервничает: «Вы хотите вернуть нас на путь Сталина», «Тито и Ранкович лучше Карделя и Поповича, Темпо — осел… неустойчивый». Встреча на ходу с югославским послом в Москве, Мичуновичем Поездка Хрущева в Албанию, май 1959 г. Хрущев и Малиновский требуют от нас военных баз: «Все Средиземноморье от Босфора до Гибралтара будет в наших руках». Советник по истреблению собак. Советское посольство в Тиране — резиденция КГБ.}

Наша партия и ее Центральный Комитет видели трагический путь, по которому хрущевцы вели Советский Союз и другие социалистические страны, они замечали, какой оборот принимали события, так что стояли перед большой дилеммой. Нужно было обдуманно предпринимать шаги: не торопиться, но и не дремать. Мы очень были заинтересованы в упрочении внутреннего положения, в подъеме и дальнейшем развитии экономики, как и в укреплении армии в предвидении трудных моментов. В первую очередь и прежде всего нам надо было держать партию на рельсах марксизма-ленинизма, оградить ее от проникновения ревизионизма, а борьбу эту надо было вести, упорно отстаивая ленинские нормы, защищая единство в руководстве и в партии в целом. Это и составляло главное условие ограждения от титизма и хрущевизма. Хрущевцы хранили маски и не могли открыто атаковать нас в этом направлении. Мы по праву защищали Советский Союз, когда все обрушивались на него с выпадами. Это, как я писал и выше, составляло другой важный принципиальный вопрос и, к тому же, нашу тактику в отношении хрущевцев, которые не находили брешей в наших позициях.

Они не могли или же не хотели обострить противоречия с нами. Возможно, они, недооценивая силу нашей партии и жизнеспособность албанского народа, поскольку мы малая страна, надеялись удушить нас, или же рассчитывали на то, что им удастся взять крепость изнутри, подготавливая для этого свою агентуру (время показало, что они действовали в этом направлении, используя Панайота Пляку, Бекира Балуку, Петрита Думе, Хито Чако и других раскрытых впоследствии заговорщиков — их сообщников)[4] Однако, невзирая на их попытки «ладить» с нами, не разжечь страсти, как они, так и мы видели, что пропасть углублялась.

Югославский вопрос, как и раньше, составлял одну из главных причин нашего размежевания с хрущевцами, которые чего только не делали, чтобы мы помирились с югославскими ревизионистами. Хрущев хотел нашего примирения с ними потому, что он старался посредством этого примирения свернуть нас с марксистско-ленинского пути, которому мы решительно следовали, заставить нас отказаться от любой правильной и принципиальной позиции во внутреннем и международном планах, словом, повиноваться хрущевскому курсу. Мы это уже давно раскусили и не пошли ни на какие уступки ни перед демагогией, ни перед шантажом и угрозами Хрущева. Кроме упомянутых мною выше случаев, типичным доказательством этого является и наша встреча с советским руководством в Москве в апреле 1957 года. Это было после венгерских и польских событий и после февральского Пленума 1957 года Центрального Комитета нашей партии.