Хрупкие вещи - [15]

– А пока мы ждем, сэр, – сказал он, – может быть, вы расскажете мне, чего именно мы ждем?

Мой друг вынул из кармана трубку, но не закурил, а просто положил ее на стол. Потом достал жестяную коробку, в которую вчера ссыпал табак, и стеклянный пузырек, куда он собрал пепел, найденный у камина в той комнате в Шордиче.

– Вот, – сказал он. – Гвоздь в гроб нашего нового друга, мастера Верне. Если я все понимаю правильно. – Он помолчал, потом достал карманные часы и осторожно положил их на стол. – У нас есть еще несколько минут. – Он повернулся ко мне: – Что вам известно о восстановителях?

– Ровным счетом ничего, – ответил я.

Лестрейд кашлянул.

– Если вы говорите о том, о чем я думаю, – сказал он, – этот разговор следует немедленно прекратить.

– Уже слишком поздно, – сказал мой друг. – Потому что есть те, кто не верит, что пришествие Старейших было благом для человечества, как полагаем все мы. Эти анархисты хотят восстановить старый порядок, когда люди сами вершили свою судьбу.

– Я не желаю выслушивать этот опасный бред, – заявил Лестрейд. – Должен сказать...

– Должен сказать, – перебил его мой друг, – что не надо быть таким ослом. Потому что именно восстановители убили принца Франца Драго. Они убивают в тщетных попытках заставить наших хозяев оставить нас в покое, «во тьме невежества». Принца убил rache – этим словом раньше называли охотничьих псов, и если бы вы потрудились заглянуть в словарь, инспектор, вы бы наверняка это знали. Также оно означает «месть». Охотник оставил автограф на обоях в комнате, где совершил убийство. Как художник, который подписывает картину. Но принца убил не он...

– Хромой доктор! – воскликнул я.

– Очень хорошо. В ту ночь в комнате был высокий мужчина – я сумел вычислить его рост, потому что, когда люди пишут на стенах, обычно надписи располагаются на уровне глаз. Он курил трубку – в камине остался пепел и табак – и с легкостью выбил трубку о каминную полку. Человек невысокого роста не смог бы этого сделать. Необычный сорт крепкого табака. Следы в комнате были по большей части затоптаны вашими исполнительными полисменами, но я все же нашел пару четких следов за дверью и у окна. Кто-то ждал там: человек небольшого роста, который, судя по походке, при ходьбе переносит вес тела на правую ногу. На дорожке рядом с домом я нашел еще несколько четких следов, а на скребнице осталась глина. Все это дало мне дополнительную информацию: высокий человек сопроводил принца в меблированные комнаты, а потом вышел оттуда. А в комнате их дожидался второй человек, который так мастерски разделал принца...

Лестрейд издал недовольный звук, но ничего не сказал.

– Я провел не один день, пытаясь отследить передвижения его высочества. Ходил по игорным домам и борделям, обошел все сумасшедшие дома. Я искал человека, который курит трубку, и его друга. Но я не добился успеха, пока не решил просмотреть газеты Богемии в поисках хоть какой-то зацепки, чтобы понять, чем мог заниматься принц, и тогда я узнал, что в прошлом месяце английская театральная труппа была с гастролями в Праге и выступала перед принцем Францем Драго...

– Боже милостивый! – воскликнул я. – Значит, Шерри Верне...

– Правильно, восстановитель.

Я покачал головой, поражаясь интеллекту и проницательной наблюдательности своего друга, и в это мгновение раздался стук в дверь.

– А вот и наша добыча! – сказал мой друг. – Будьте осторожны!

Лестрейд нервно сглотнул и запустил руку в карман, где у него, без сомнения, лежал пистолет.

– Проходите, пожалуйста! – крикнул мой друг.

Дверь открылась.

Это был не Верне, как и не хромой доктор. Это был арабский мальчик, один из тех уличных мальчишек, которые зарабатывают на жизнь, бегая с поручениями, – «из фирмы „Волка ноги кормят“», как говорили во времена моей юности.

– Уважаемые господа, – сказал он, – есть ли здесь мистер Генри Кемберли? Один джентльмен поручил мне передать ему записку.

– Да, это я, – сказал мой друг. – А что вы можете рассказать мне об этом джентльмене? Скажем, за шесть пенсов?

Паренек, которого звали Уиггинсом, прежде чем спрятать монетку в карман, попробовал ее на зуб, а потом сказал нам, что веселый малый, который дал ему записку, был высоким, темноволосым и курил трубку.

Эта записка сейчас у меня, и я беру на себя смелость привести ее тут целиком.

Уважаемый сэр!

Не стану обращаться к вам, как к Генри Кемберли, потому что это не ваше имя. Меня удивило, что вы не назвались своим настоящим именем: это доброе имя, и оно делает вам честь. Я прочел несколько ваших работ, все, которые смог достать. Сказать по правде, мы даже вели с вами весьма оживленную переписку по поводу вашей работы о динамике астероидов.

Мне было безмерно приятно увидеться с вами лично. Не сочтите за дерзость, но вот вам несколько подсказок, могущих оказаться полезными в профессии, которую вы выбрали себе в последнее время. Во-первых, да, у человека, курящего трубку, могла оказаться в кармане совершенно новая трубка, и при этом не оказаться табака – но это крайне маловероятно, как и крайне маловероятно встретить театрального агента, который понятия не имеет о принятом в театральной среде обычае компенсировать актерам расходы за тур, к тому же в компании неразговорчивого офицера в отставке (служившего в Афганистане, если не ошибаюсь). К тому же, как вы очень верно заметили, в Лондоне повсюду есть уши, и я бы не советовал вам садиться в первый же подъехавший кеб. У кебменов тоже есть уши, и к тому же – отменный слух.