Хроники Торинода: вор, принц и воин - [9]

– Мама умерла,- сказал Элиа, ни кому не обращаясь,- И Дэни, и Лин. И папа с Ником тоже, наверное. Почему?- горько прозвучало в ночной мгле.

– Это твоя семья, да?- робко спросил Ольг. Его семьей был отец, который вечно был занят делами и почти не обращал внимания на сына.

Элиа кивнул.

– А я отца оставил,- сказал тан,- Я бы не ушел, да он приказал. Сказал, что я должен выжить.

– Мне тоже отец приказал. Не понимаю, ради чего. Какая разница… Королевский род… Кому он нужен, королевский род.

Ольгу показалось, что мальчик бредит. Он рассказывал о поручении своего отца, о королевском роде, и Ольг окончательно понял: Элиа сошел с ума в эту страшную ночь, потеряв всех своих близких. Он слыхал про такие случаи, когда люди сходили с ума, после гибели тех, кого любили, думали, что они еще живы или еще что-нибудь похожее. Его смущало только одно: во всем остальном Элиа рассуждал вполне здраво, даже для двенадцатилетнего мальчишки. Но вероятно так и должно быть, он ведь никогда раньше не видел сумасшедших.

Одно Ольг понял наверняка: теперь ему придется взять на себя ответственность за этого малого. Потому что он – тан, и его обязанность защищать слабых. Потому что он старше и должен оберегать младших. Во всем есть тайный смысл, как был тайный смысл в том, что произошло нападение на Нарит, и тан заставил своего сына покинуть замок. И он, этот смысл, заключался в том, чтобы встретить и помочь Элиа.

Ольг тронул Элиа за плечо.

– Ложись спать. С рассветом тронемся в путь.

* * *

Солнце, которое, казалось, больше никогда не взойдет над горизонтом после страшной ночи захвата замка, поднималось на востоке огромным золотым шаром. Оно быстро встало высоко в небе и осветило болота.

Элиа и Ольг шли уже давно. Дон покорно плелся за Элиа, утратив весь свой знаменитый норов, и даже не пытаясь сопротивляться. Должно быть, здешние края его угнетали. Элиа шел безразлично. Он больше не плакал – в какой-то момент заканчиваются любые слезы и сменяются равнодушием – и, по большей мере, помалкивал, только изредка подбадривал Дона. На Ольга же внезапно навалилась страшная, чисто физическая, усталость, и он знал почему. Так бывает, когда долго держишь себя в узде, а потом на мгновенье позволяешь себе забыться. Но Ольг не мог позволить себе расклеиться. Причин на то было несколько: и места, которыми они продвигались к дороге, и его несчастный спутник, и ощущение собственной вины перед теми, кто остался Там. И он шагал и шагал вперед, заставляя передвигаться ноги, вязнущие в земле.

Ольг поневоле все время вспоминал, как шел этими тропами ребенком. Почему-то тогда, много лет назад, ему совсем не было страшно. Он помнил свое восхищение непугаными птичьими стаями, огромными, ничего не боящимися кабанами, трещавшими ветками на островах, тайнами, которые хранили непроглядные дали. Теперь ему казалось, что тем мальчишкой был не он, а кто-то другой.

– Ты бывал здесь раньше,- хрипло сказал Элиа,- Когда?

Ольг, не сбавляя шага, двигался по нетвердой земле. Он даже не обернулся, чтобы ответить на вопрос, заданный Элиа. Это и так мучило его много лет, и он не собирался выкладывать все полузнакомому странноватому парню, что бы там их теперь и не связывало.

Солнце быстро спряталось обратно за облака, и очарование местности тут же пропало, сменившись прежним унынием. Начался хмурый осенний дождь, к которому, казалось, все уже привыкли: и юноша, и мальчик, и огромный вороной конь.

Они устроили привал на островке твердой земли, и развели костер. Ольг, сам на пределе своих возможностей, с тревогой заметил, что Элиа совсем выбился из сил, но упрямо старается этого не показать. Даже Дон, которому дальние переходы должны быть привычными, тяжело дышал и все время недовольно пофыркивал.

– Сколько еще идти?- спросил Элиа, чуть отдышавшись. Он задумчиво смотрел на огонь и пил воду из походной фляги. Фляжка была красивая, искусной работы, и, скорей всего, кого-нибудь из старших.

Ольг устало пожал плечами:

– День или два. Ты как, выдержишь?- внезапно спросил он. Элиа не ответил, но Ольг заметил, что он прикусил губу до крови и согласно кивнул.

Ольг и сам все время боролся с горестным диким воем, рвущимся наружу откуда-то из самых потаенных уголков его сердца. Он не мог позволить себе расклеиться сейчас, когда его знаменитое хладнокровие и безразличие к любой боли нужны больше всего. А еще, он сдерживал эмоции, видя, как мальчик, идущий рядом и потерявший всю семью, молчит и не плачет. Впрочем, Ольг выдержал бы все равно – сказывалась многолетняя привычка.

Ночью небо прояснилось, и на темно-синем фоне появились крупные яркие звезды. Они были похожи на масляные светильники, которые Ольг видел, когда ездил с отцом в столицу. Те светильники зажигали вечером, и они горели до утра, освещая широкие улицы города. Так и звезды светили для всех тех, кто однажды вышел в ночь.

Элиа лежал, заложив руки за голову, и смотрел на небо. Странное душевное оцепенение, полное равнодушие ко всему, начали потихоньку его отпускать, и он с болью вспоминал тех, кого покинул: маму, близнецов, Лин, отца. Веселого песенника Рина. Броситься опрометью назад, в замок? Но что он там увидит – потемневшие от пожара стены; убитых, над которыми кружат падальщики. Смерть. Опустошение. И пирующие на останках замка бандиты, не погнушавшиеся убивать женщин и детей. От этих мыслей Элиа было еще хуже. Он отвернулся от внимательно наблюдающего за ним тана и долго не мог заснуть, уставившись невидящими глазами в одному ему известную точку на небе.