Хроники последнего лета - [20]

— Улавливаю… На него есть только показания Рудакова…

— Показаний Рудакова нет, есть показания свидетелей. Он, видите ли, считает все своим личным делом и не хочет что-либо подписывать.

— А свидетели? Вы хотите с ними поработать?

— Вовсе нет. Пусть говорят то, что видели. Вопрос интерпретации.

— Интересно…

Виктор Сергеевич поднялся с кресла, и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Остановился перед портретом Столыпина и посмотрел ему в глаза, словно хотел прочитать мысли. Но бывший председатель Совета министров Российской Империи, по всей видимости, не попадал в щекотливые ситуации с кавказскими горцами, а вопросы с прессой решал весьма кардинально, и поэтому полезных рекомендаций в данном случае дать не мог.

Загорский повернулся к Доброму-Пролёткину и задумчиво произнес:

— Но это все время. Следствие может тянуться годами. Султан не шутил, когда давал три дня. Нам что, воевать в Москве с горцами?

— Воевать не надо! — горячо сказал советник. — Есть одна комбинация. Как говорится, поменяем полярность.

— Интересно… Поподробнее, пожалуйста.

* * *

Виктор Сергеевич размышлял. Приказал подать чаю, устроился поудобнее в кресле, положил перед собой лист бумаги и взял немецкую гелевую ручку. Рисование, знаете ли, стимулирует мыслительный процесс. Итак, начали: слева — звездочки, справа — крестики.

В предложении Доброго-Пролёткина, безусловно, есть рациональное зерно. Да что уж там — это на самом деле выход. Надо оценить реакцию всех действующих лиц. А для этого требуется прикинуть, что они хотят, и что получат.

«Султан… Да кто же знает, чего он вообще хочет? В данном конкретном случае — свободы своему джигиту и рудаковской крови. Что получит? Реабилитированный и чистый как ангел джигит выйдет на волю, а Рудаков будет наказан. Без членовредительства, но достаточно жестко. Минусы. А куда же без них? Возможно, произойдет задержка с выходом джигита. Небольшая — дней пять, все зависит, насколько упрутся эмвэдэшники. Вроде бы сильно не должны — при новых раскладах фигура Загорского выходит из-под удара, а бодаться с Султаном им не с руки…»

Виктор Сергеевич хлебнул из стакана и недовольно поморщился: чай успел остыть. А это — неправильно. Чай должен быть обжигающе-горячим, чтобы пить его маленькими глотками, ясно ощущая вяжуще-горький вкус. Именно тогда можно отличить настоящий напиток от столовских помоев. Виктор Сергеевич вызвал секретаря, велел заварить заново и подать колотого сахару. Вспомнилось, как говорила матушка: «Думать надо вприкуску».

Секретарь как будто читал мысли начальника: он появился в кабинете с подносом через несколько секунд после вызова шефа. Виктор Сергеевич окунул в стакан кусочек рафинада, хрустко откусил и сделал глоток. Вот сейчас — то, что надо!

«Министр МВД. Его интерес простой — позиция замгенпрокурора для своего человечка. Дело Рудакова ему интересно с точки зрения давления на меня, чтобы вывести из игры. Хочет торговаться и ждет переговорщиков. Исчезнет возможность давления — интерес пропадает. С Султаном ссориться точно не захочет, так что, если юридически очистим джигита — должен его отпустить. Альтернатива — разборка с Султаном».

Еще пару глотков — с наслаждением, смакуя вкус. Жаль, что бросил курить, сейчас сигарета не помешала бы.

«Президент. А ему — все равно. Смотрит, как мы тут разбираемся между собой. Все прекрасно знает и понимает. Если поднимется лишний шум, то по голове получат все, кроме, конечно, Султана. У него с президентом особые отношения. А остальным шум не выгоден. Сейчас хуже всех придется мне, а после пролёткинской комбинации — министру МВД. Это, кстати, хороший стимул для компромисса».

Стоящие у стены массивные напольные часы пробили двенадцать так громко, что погруженный в мысли Загорский вздрогнул от неожиданности. Ставшее привычным и потому неслышное тиканье вдруг стало удивительно назойливым. Тогда — еще чаю, успокаивает сам процесс: взять подстаканник, почувствовать тепло, услышать как мирно позвякивает стакан, поднести к губам…

«И, наконец, Рудаков. Ему будет плохо при любых раскладах. В нашем случае последствия наименее тяжелые. А что, получит максимум три года, отсидит полсрока и выйдет. А спокойную отсидку мы уж как-нибудь обеспечим, мы же не звери…»

Виктор Сергеевич раскладывал в уме комбинации, рисуя на бумаге. И крестиков, надо сказать, получалось куда больше, чем звездочек. А еще он гнал от себя подленькую мысль о том, что Наташа оказывается свободной, а неприятный Рудаков не будет стоять между ними.

* * *

С утра Наташа ходила в больницу. Удалось поймать врача и буквально на бегу переговорить. Оказалось, что здоровье Рудакова все еще вызывает опасения: ушиб селезенки, сотрясение мозга и кровоизлияние в основание черепа — несильное, но все же, достаточно тревожное — потребуют минимум двух недель в стационаре. При этом доктор описал, что сейчас должен чувствовать пациент — постоянная головная боль и нарушение координации движений. Кроме того, такие травмы нередко приводят к парадоксальным реакциям мозга, но это тема малоизученная. Сам Рудаков получил утреннюю порцию уколов, и мирно спал, забравшись по своему обыкновению с головой под одеяло.