Хроники Нордланда: Кровь Лары - [52]

– То она, возможно, сейчас и не мертва, и не жива. – Ответил Кину. – Если её мучители знали о том, что происходит с эльфами – а если там была некромантка, то она знала точно, – то Лару сейчас, возможно, мучают ещё страшнее, чем мучили при жизни.

– Я знал… – Прошептал Гэбриэл, прикрыв глаза. – Я это… знал.

Перелески и звонкие от птичьего щебета рощицы Междуречья кончились. Корнелий со своими последователями ступили на плоскогорье Солнечное – пламенный проповедник и борец со злом и скверной обратил свой взор на Русский Север, к великому облегчению Андерса Бергстрема и его друзей. Местность повышалась, Корнелий и его свита медленно, но неуклонно поднимались в гору. Всего час назад, на последнем привале, Корнелий произнёс своей пастве пламенную проповедь о злобных русских еретиках, которые не признают божественности Папы, отрицают существование Чистилища и живут в грехе и блуде, все, даже священники, которые не соблюдают целибат и плодят со своими нечистыми жёнами проклятое Богом потомство.

– Каждую субботу, – распаляясь, вещал Корнелий, оседлав наконец-то своего любимого конька, – идут они в специальную пристройку во дворе, где оголяются, словно животные, раздевают жён своих, оголяя срамные их прелести, груди их, животы и чресла, ляжки и ягодицы, и фиговым листом не прикрытые, и даже детей своих оголяют бесстыдно, и хлещут друг друга ветками во славу Сатаны, и предаются срамным и бесстыдным делам своим и детей своих приучают к этому бесстыдству. А потом обливают себя водой, смывая помазание церковное, и бахвалятся этим своим обычаем, а что есть обычай этот?! А обычай этот навязывают людям эльфы, которым божье помазание и причастие, и святой елей хуже отравы, и прельщают они нас, дабы под предлогом чистоты телесной и здоровья, якобы, защиту от козней их смывали с себя и тем самым отдавали во власть их распутства! Истинно говорю я вам, рыщут во тьме суккубы и инкубы, отыскивая непомазанных девиц и юношей, и овладевают ими во тьме ночной, и распутничают с ними, и овладевают их телами, и грудями… – И так далее, распаляясь от собственных видений и всё больше упоминая частей женского тела и способов совокупления с оным. Любому нормальному человеку ясно было бы, что попик явно не в себе, слишком уж помешан на женских прелестях и сексе, но тем, кто его слушал, так не казалось. Магия популярности и власти творила чудеса, и то, чего не простили бы никому иному, здесь принималось, как глас с небес. И народ пошёл на еретический Русский Север с песнями, воодушевлённый и полный рвения искоренить ересь.

НО час спустя похода на подъёме по немилосердной жаре энтузиазм слегка поостыл. Рыцари и конные копьеносцы больше не пели. Многие снимали шлемы и поливали себя водой, так, что насквозь промокала даже одежда под доспехами. На небе не было ни облачка, солнце стояло в зените. Плоскогорье получило свое имя именно потому, что здесь почему-то не рос лес, и тенька здесь нельзя было сыскать на протяжении нескольких километров ни малейшего. Впереди туманными глыбами вставали Синие Горы, маня сверкающими шапками ледников, намекая на стремительные ледяные горные реки и ручьи, обещая прохладную загадочную тень своих древних ельников. Но их близость была обманчивой. Опытным путешественникам было известно, что до гор не меньше двух дней пути для конного и втрое больше – для пешего. Зато лес был уже виден, и вполне себе досягаем, а с ним – первый русский город, Холмоград, богатый, как все торговые Нордландские города, лежавшие на Королевской Дороге. Могучие старые ели частоколом стояли по склонам обрывистых холмов, на их тёмном фоне нежно зеленели берёзы. Пешие латники и паломники говорили промеж собой, приободрившись, что в этих лесах видимо-невидимо грибов, ягод, диких пчёл, зверья и рыбы в мелких стремительных речках, впадающих в Виверриду и Фьяллар. Они уже мечтали о том, как отдохнут в местных гостиницах, напьются холодного пива, попробуют знаменитую малосольную сёмгу… Но на гребень холма перед ними неожиданно выехали всадники на длинноногих русских лошадях, в лёгком русском доспехе и с тяжёлым русским оружием. Позади первой шеренги всадников угадывался лес пик и копий, при виде которых приуныли рыцари, сопровождающие Корнелия. От шеренги всадников отделились четверо: воин в богатом доспехе, в красном плаще, черноволосый, с модно подстриженной короткой бородой, с серьгой в ухе, и с ним – трое молодых мужчин, одетых не так богато, но хорошо вооруженных. Один из них оказался полукровкой, и Корнелий так и впился в него воспалённым взором. Полукровка приятно улыбнулся ему и послал воздушный поцелуй, от которого Корнелия едва не разбил паралич.

– Вы кто такие и что вам нужно? – Спросил он надменно, буровя полукровку ненавидящим взглядом, на который тот отвечал нагло-невинной улыбочкой.

– Я князь Фёдор Изнорский, – отвечал чернобородый спокойно. – Со мной родичи мои, князь Михаил Холмоградский с сыном, и наши люди. Кто такой ты, мы знаем, и на кой сюда идёшь, знаем тоже. Только не надобно нам тебя, человече. А потому поворачивай-ка ты взад по добру-по здорову, и людишек своих с собой прихвати.