И снова мне хочется сделать паузу, посмотреть в окно, подумать о прошедшем. Такой путь пройден! Я думаю о тех днях: да это же было – то всего… И вдруг понимаю, что прошёл уже не год и не два… И для тех, кто моложе меня, это уже прошлое, которое никого больше не волнует.
Но как же это всё живо для меня! Когда я начала писать, мне казалось, что я не вспомню деталей каких-то, что-то пропущу… Но вот начала – и оказалось, что в памяти моей хранятся даже такие мелочи, как улитки на стенах, рябь от ливня на воде, прошедшего так давно, но в моей памяти идущего и сейчас.
Но ярче всего оживляют память запахи. Не замечали?.. Повеет чем-то знакомым-знакомым, и ты на какие-то мгновения вдруг оказываешься в прошлом, порой в таком далёком, что даже странно, и испытываешь массу забытых эмоций. Когда пахнет цветами рябины, я вспоминаю Элодисский лес, плеск воды Фьяллара, крики чаек над плёсами. А запах ясеня… Ох, этот запах!
Я оставила своих героев в сложный для них момент, и всё же, это было не худшее время их жизни. Почти все они очутились на распутье: оглядываясь назад, я ясно вижу, что это был миг, когда ещё можно было чего-то избежать, что-то изменить, от чего-то спастись… и погибнуть, тоже. Всё было так хрупко. Великое Летнее Полнолуние, день, когда полнолуние совпадает с солнцестоянием, священный эльфийский праздник, цветение папоротника. Все пути начинались в тот миг прямо у наших ног, на выбор. Все мы могли пойти любым путём – кроме Гэбриэла. Он никогда не колебался на развилках, ни тогда, ни теперь. Для него выбор был сделан, возможно, ещё до его рождения; он знал это, даже не подозревая об этом. И ещё я думаю о том, как повезло всем нам, знавшим его. Такие люди – это событие, целая эпоха в жизни. Как объяснить?.. Живя обычной жизнью, среди обычных людей, постепенно начинаешь считать, что яркие поступки, яркие характеры и великие события – это бывает только в романах, а в жизни всё проще и ровнее. И такой человек, появившись, переворачивает твоё восприятие мира, озаряет его особым светом, доказывая самим фактом своего существования, что жизнь более захватывающая вещь, чем любой роман. Его судьба, его любовь, его война – всё это по сей день внушает мне благоговейное восхищение. Я преклоняюсь перед ним, я обожаю его. И этот мой труд – дань этому преклонению. Но спросите любого в этом городе: преувеличиваю ли я, льщу ли я ему?.. И даже дети скажут вам, что это невозможно.
Часть первая. Южные пустоши
– Рыцарь Бергстрем! – Изабелла величественно выпрямилась. – Ваша королева вами недовольна! – Её сапфировые глаза, как и голос, были холодны, как лед. – Мои подданные из Анвила, Дракенфельда и окрестных деревень прислали мне жалобу на вашего сына, эрла Андерса. Вступая на престол, я пообещала моему народу, что никогда огонь инквизиции не коснётся Нордланда и моих подданных! И что же?! Ваш сын жжёт живьём молодых беременных девушек! Объяснитесь, сэр Бергстрем, немедленно!
– Ваше величество! – Бергстрем приложил руку к сердцу. – Я состою в постоянной переписке с сыном, и он тоже озабочен создавшейся ситуацией. Зачинщик этих бесчеловечных казней не Андерс, Боже упаси! Это духовное лицо, некий доминиканец, брат Корнелий. Люди озлоблены, положение в Междуречье тяжёлое, вспыхивают быстро. А этот Корнелий, по словам Андерса, мастак толпу заводить. Андерс же не может духовному лицу ни приказывать, ни, Боже упаси, насилие над ним учинить какое. Тут вопрос, скорее, к его высокопреосвященству… А кстати, где он?
Лицо королевы стало ещё холоднее и непроницаемее. Она прекрасно сознавала, что Бергстрем просто издевается над нею. Да, формально Андерс не мог тронуть доминиканца. А на самом деле – сколько этих монахов и попиков сгинули, перебежав дорогу и менее значительным персонам?! Да против эрла Бергстрема этот Корнелий, кто бы он ни был, слова бы не сказал! Но что она могла поделать?! Она была одна, одна!!! И всё, что ей оставалось – это сделать хорошую мину. Придворные с любопытством наблюдали за их беседой, и Изабелла сделала вид, будто приняла оправдания Бергстрема – старшего.
– Я попрошу его высокопреосвященство вызвать этого Корнелия сюда, чтобы тот ответил за свои преступления. Но ваш сын не так бесправен и беспомощен, как вы пытаетесь показать! Приговоры суда инквизиции недействительны, пока их не подтвердит светская власть.
– А это уже к герцогу Элодисскому! – Вновь приложил руку к сердцу Бергстрем, почти не скрывая усмешки. – Если ему вообще есть до этого какое-то дело! А то, говорят, они всё празднуют, фейерверки запускают, а до своих подданных им и дела нет…
– Сэр Бергстрем! – Гневно перебила его королева. – Когда я слышу, как сплетничает мужчина, мне хочется спросить: «Кто из нас баба?!». Я сама никогда не опускаюсь до сплетен, и из уст своих подданных слышать их не желаю!!! Герцог Элодисский объяснится передо мной в свой срок, будьте уверены! И я обязательно дам ему своих гвардейцев, чтобы он раз и навсегда навёл порядок в вашем Междуречье!
– Ваше величество… – Бергстрем аж побагровел, еле сдерживаясь перед придворными.
