Хроники незабытых дней - [54]
На обратном пути, останавливались в Ибадане и Абеокуте, Боря встречался там со своими коллегами — нигерийскими журналистами и американцем-антропологом из «Корпуса мира», у которого я выиграл на спор бутылку пива. Как-нибудь при случае расскажу эту историю. На вопрос, кто этот американец, Боря небрежно ответил — ЦРУшник. У него вообще трудно было понять, когда он шутит, а когда серьёзен.
В Лагосе оставшиеся полдня провёл с Николаем.
Успели искупаться в океане, где на пляже я ухитрился сесть на здоровую мазутную лепёшку, присыпанную песком. С трудом отмылся, но так пропах бензином, что Ирина в Москве поинтересовалась, не в цистерне ли меня везли через границу.
Настало время прощаться с Африкой. В аэропорт отвозил Николай, который намеривался забрать диппочту, ожидавшуюся с этим рейсом из Москвы. Самолёт серьёзно задерживался, и до отлёта мы коротали время в баре. Наконец объявили посадку и, взяв у Николая бутылку виски для Миши, я направился к самолёту. Однако, командировка, начавшаяся с неприятности, скандалом и окончилась.
Растрёпанная, нетрезвая бортпроводница ввела меня в первый полутёмный салон и буквально втиснула на единственное свободное место между двумя африканцами. Вокруг плотными рядами сидели чёрные дяди в белоснежных чалмах и халатах. Они перебирали чётки и в разнобой что-то бормотали. Лиц в темное не было видно, казалось, что самолёт набит людьми-невидимками, а чалмы просто парили в воздухе. Это были мусульмане, летевшие на хадж в Мекку. Я знал, что они сойдут в Триполи, но сидеть в темноте и духоте с басурманами не хотелось. Встав, забрал сумку и перешёл в следующий салон, где было прохладно и абсолютно пусто. Неожиданно появилась разъярённая стюардесса и потребовала немедленно вернуться обратно. Я наотрез отказался, и завязалась перепалка. На помощь ей поспешил кто-то из команды, судя по активной жестикуляции тоже хорошо принявший на грудь. Не добившись своего они ушли, но вернулись с подкреплением. На этот раз атакующих возглавил сам командир. Он был трезв, но чрезвычайно агрессивен и потребовал паспорт. Я никогда не славился ангельским долготерпением, и, ухватив его за лацканы мундира, прошипел в ухо: — Я топаю пешком из Ботсваны с чужими документами. Тебе какой паспорт, габонский? Неприятель отступил и меня на время оставили в покое. Однако самолёт не взлетал, и вскоре в салоне появилась целая делегация. Впереди печатал шаг Николай, за ним следовала команда. По этому случаю в салоне даже включили свет. — Этотё — грозно спросил Николай. — Этот, этот, — радостно заголосили аэрофлотовцы. — Этот пусть сидит, — бросил Николай, развернулся и пошёл к выходу.
Едва самолёт взлетел, в проходе появился стюард, неся на подносе бутылку коньяка и лимон. Вид у него был заискивающий. За коньяком наконец-то объяснилась непонятная агрессивность экипажа.
Одна из палестинских группировок, не поделившая что-то с большим другом советского народа Я. Арафатом, заявила, что будет взрывать наши самолёты в Африке. Все экипажи были предупреждены. В Вене сели два араба, которые сошли в Триполи, не забрав багаж. Был он у них или нет, так и не выяснили.
Ливийцы привели собак, выгрузили багаж и обнаружили, что в одном чемодане что-то тикало. Самолёт продолжал рейс, и чем всё кончилось неизвестно. В общем, полёт шёл на нервах, и до Лагоса экипаж трясся от страха. В аэропорту, конечно, расслабились, а тут и я появился со своими претензиями. Почувствовав свою вину, я пошёл извиняться к лётчикам.
Засыпая над Сахарой, подумал, что-то нервная стала жизнь. Второй раз из-за моей персоны задерживают авиарейс. Впервые такое случилось в Ташкенте.
Кстати, оттуда я привёз прекрасный нож.
Любовь к ножам родилась в Йошкар-Оле, когда я, ещё подросток, выиграл в орлянку у дворового авторитета по кличке Вица-мариец самодельную финку. Меня загипнотизировал блеск полированного лезвия и яркая наборная ручка. Платить Вице было нечем, и нож был поставлен на кон. Пришлось отдать. Вскоре, после драки с «вокзальными», финку изъяла милиция, слава Богу, я не успел пустить её в дело. Затем были другие финки, но запомнилась первая.
Сейчас в томилинском доме хранятся три любимых ножа, два из Индии висят на стене, третий из Узбекистана — в работе на кухне. Каждый из них, как курительные трубки И. Эренбурга, имеет свою историю.
Тогда в ташкентский аэропорт меня привёз член ЦК Узбекистана, руководитель филиала нашего Агентства. Он с помпой доставил меня на «Волге» прямо к трапу, трижды картинно облобызал и произнёс речь, в которой из-за его проблем с русским языком, я отчётливо разобрал только «товарищ Брежнев» и «партия».
Неловко было смотреть на экипаж самолёта, который, выстроившись на трапе, уныло ожидал окончания митинга.
Его подарок — великолепной стали узбекский нож, стал любимым кухонным орудием Ирины. За минувшие десятилетия лезвие сточилось до размеров скальпеля, однако впечатанный в клинок золотой полумесяц в окружении трёх звёзд виден отчётливо.
Второй нож — непальский «кукри», я приобрёл в священном для индуистов Ришикеше, расположенном в верховьях Ганга. Эту историю в двух словах не передашь и лучше здесь её не комкать.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
Бросить все и уйти в монастырь. Кажется, сегодня сделать это труднее, чем когда бы то ни было. Почему же наши современники решаются на этот шаг? Какими путями приходят в монастырь? Как постриг меняет жизнь – внешнюю и внутреннюю? Книга составлена по мотивам цикла программ Юлии Варенцовой «Как я стал монахом» на телеканале «Спас». О своей новой жизни в иноческом обличье рассказывают: • глава Департамента Счетной палаты игумен Филипп (Симонов), • врач-реаниматолог иеромонах Феодорит (Сеньчуков), • бывшая актриса театра и кино инокиня Ольга (Гобзева), • Президент Международного православного Сретенского кинофестиваля «Встреча» монахиня София (Ищенко), • эконом московского Свято-Данилова монастыря игумен Иннокентий (Ольховой), • заведующий сектором мероприятий и конкурсов Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви иеромонах Трифон (Умалатов), • руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви иеромонах Геннадий (Войтишко).
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.