Хроники неприкаянных душ - [2]

— У нас не принято делать замечания относительно внешности клиентов, — серьезно произнес старший менеджер отдела книжного антиквариата, направляясь к ящику.

Книга оказалась на удивление тяжелой. Вытаскивать толстенный том ему пришлось двумя руками.

Готовясь раскрыть обложку, он вдруг ощутил сухость во рту. Дыхание участилось. Вид странной книги возбудил его охотничий азарт. Старинный переплет из гладкой телячьей кожи цвета молочного шоколада со светлыми крапинками, от которого исходил слабый душистый запах. Фрукты и влажная садовая почва. Солидные размеры — двадцать восемь на тридцать один сантиметр, и толщина почти тринадцать. Там было тысячи две листов, несомненно. Что касается веса, то наверняка свыше двух килограммов. Никаких надписей и украшений. Лишь на корешке незатейливое глубокое тиснение золотом вручную: «1527».

Раскрывая обложку, Тоуби Парфитт с удивлением отметил, что его правая рука подрагивает. В свое время книгу раскрывали часто. Корешок до сих пор оставался податливым. Не скрипел. К коже приклеен простой кремовый форзац, без украшений. Фронтиспис[2] отсутствовал. Впрочем, не было и самого титульного листа. Первую страницу книги — она имела цвет сливочного масла и на ощупь была шероховатой, — покрывали строчки, написанные плотным, убористым почерком. Гусиное перо и черные чернила. Из строчек формировались несколько колонок. И везде лишь имена и даты. Он перевернул страницу, затем еще одну, пролистал до середины. Посмотрел несколько страниц в конце. Потом самую последнюю. Страницы не пронумерованы, но Тоуби предположил, что в книге содержится больше ста тысяч записей.

— Удивительно.

— Мартин решил, что это городская регистрационная книга, — заметил Нив. — Он сказал, что вы разберетесь.

— У меня возникло множество предположений. К сожалению, ни одно нельзя считать удовлетворительным. Во-первых, страницы. Посмотрите. — Тоуби раскрыл одну. — Это же не бумага, а пергамент. Причем очень высокого качества. Лучший из лучших. Такие пергаменты изготавливали из кожи новорожденного теленка. Ее пропитывали специальным составом, отбеливали, фасонировали и растягивали. Но их обычно использовали для самых дорогих манускриптов с большим количеством украшений, а не для городских регистрационных книг.

Он решительно пролистнул страницы и показал пальцем:

— Это хроника рождений и смертей. Николас Амкоттс 13.01.1527 Natus. Тут сказано, что некий Николас Амкоттс родился 13 января 1527 года. Довольно ясно. Но посмотрите следующую запись. Дата та же самая, в конце указано Mors, то есть умер, но имя написано китайскими иероглифами. И следующая. Здесь обозначена кончина Катерлин Банварц, но по-немецки. А вот эта запись, если я не ошибаюсь, сделана на арабском.

Тоуби довольно быстро обнаружил греческие, португальские, итальянские, французские, испанские и английские имена. Записи сделаны на множестве языков. Тут были и кириллица, и греческий, и иврит, и китайский, и даже суахили. Некоторые разобрать не удалось.

— Что же это был за город с таким своеобразным населением, не говоря уже о его численности в 1527 году? — задумчиво проговорил Тоуби Парфитт. — А этот дивный пергамент в примитивном переплете? У меня ощущение, будто книга эта не XVI века, а старше. От нее веет Средневековьем.

— Но датирована 1527 годом.

— Ну и что? Я привык прислушиваться к интуиции и вам советую. — Он помолчал. — Придется, видимо, обратиться к ученым экспертам.

— Сколько она стоит?

— Понятия не имею. Но в любом случае лот уникальный, а коллекционеры такие вещи любят. Полагаю, за эту штуковину мы получим много. — Он бережно перенес книгу в дальний конец стола и положил на почетное место в стороне от других. — Давайте разберем остальные материалы из Кантуэлл-Холла. Введите, пожалуйста, все лоты в компьютер, а когда закончите, внимательно просмотрите книги на предмет пометок, автографов, печатей и прочего. Нам не следует предоставлять клиентам бесплатное удовольствие.

Вечером, после ухода помощника, Тоуби вернулся на цокольный этаж. Он быстро миновал коллекцию лорда Кантуэлла, выложенную на трех длинных столах, — в данный момент книги представляли для него не больше интереса, чем кипа старых журналов «Хелло!», — и подошел к той, которая занимала его мысли целый день.

Водрузив ладони, уже без перчаток, на гладкую кожу, Тоуби замер в благоговении. В будущем он станет утверждать, будто в тот момент почувствовал с этим неодушевленным предметом необъяснимую физическую связь. Хотя прежде никакой склонности в подобной ерунде у себя не замечал.

— Кто ты и откуда? — громко спросил Тоуби Парфитт, удостоверившись, что находится в комнате один. Ведь разговаривать с книгами в аукционном доме «Пирс и Уайт» было не принято. — Прошу тебя, откликнись, открой свою тайну.

1

Уилл Пайпер с трудом переносил детский плач. Правда, плач своего первого ребенка, четверть века назад, он помнил смутно. Тогда, во Флориде, молодой Уилл только начинал помощником шерифа, и смены были одна тяжелее другой. К утру, когда он добирался до дому, маленькая дочка уже весело занималась своими детскими делами. Когда же ему выпадала радость провести ночь с женой и Лора начинала плакать, он просыпался и сразу засыпал, прежде чем Мелани успевала достать из подогревателя бутылочку с молоком. Менять пеленки и кормить ребенка тогда ему не довелось. Впрочем, Уилл расстался с женой, не дождавшись второго дня рождения Лоры.