Хроники неотложного - [36]
У Лехи вдруг задрожали губы и из глаз — я такое впервые видел — посыпались слезы. Обхватив нас руками, она громко заплакала.
— Ребята…
Она всхлипывала, у нее сжимало дыхание, она тыкалась то в меня, то в Веню, то снова в меня.
— Ребята, милые… Как же я без вас? Как же мне без вас-то теперь?
Часть вторая
Зима
Северов
Метет. Ветер крутит поземку, бросая в стекла колючим снегом. Развороченная земля исполосована окаменевшими колеями; пасть котлована щерится шеренгами балок. Всюду траншеи и рытвины. Уткнувшись в грунт, чернеет подбитыми танками мерзлая техника. Из-под снега торчит рука с белыми, сведенными в птичью лапу пальцами.
— Бля, Сталинград!
— Не говори, прямо «Горячий снег». Хотел было вторым бронебойным по нему лупануть, да на меня самого семь штук перло… Настенька, ты Бондарева читала?
Настенька, молоденькая девочка из училища, очаровательно морщит лобик.
— Не-е-ет, а кто это?
— Что, даже в школе не проходили?
— Не-а.
— Сила! Видал?
Я киваю.
Мы ждем милицию. В кабине тепло. Печка гонит нагретый воздух, в приемнике перебирает струны Марк Нопфлер. Поодаль трепыхаются полосатые рыночные палатки.
Закуриваем. Джексон приоткрывает окно. Врывается песня. Из «колокольчика» на столбе, с хрипом и завываниями, прет на весь околоток «Черный пес» «Зеппелин». Мы потрясенно внимаем.
— Охренеть можно, — говорит Че, — ракынрол. Россия сделала гигантский скачок в сторону Запада — Запад даже отскочить не успел.
Я говорю:
— Я такое в Иордании слышал.
— Тоже «Лед Зеппелин»?
— Не, муэдзин намаз вершил, в репродуктор, а напряжение в сети плавало, и он от этого как Том Уэйтс пел. В Вади-Рам дело было, поселок такой в пустыне…
Непродыхаемая жара. Осязаемая стена раскаленного ветра, плотный сумрак, хруст песка на зубах. Песок везде: в голове, в ушах, в карманах, под пластмассовой крышечкой двухлитровой бутылки. Песчинки секут ноги; асфальт у мечети пересекают полосы песчаных наносов. Высоченный черный нубиец вытаскивает из холодильника мгновенно вспотевшую жестянку и протягивает мне. Я срываю кольцо, пью. Пить приходится медленно — лед. Нубиец улыбается. Он видит, что я из пустыни, видит пустые бутылки на рюкзаке и выгоревшую до белизны хаки-рубашку. Выглянув за дверь, видит пустую дорогу. Вопросительно смотрит на меня:
— Джип?
— Ля. Маашиян.
— Спик араби?
— Нуса-нус.
— Джермен?
— Руси. Сьяха мен руси[63].
Он показывает мне большой палец и, когда я протягиваю ему горсть мелочи, добродушно отмахивается: спрячь!
— На джипе?
— Пешком.
— Говоришь по-арабски?
— Самую малость.
— Немец?
— Русский. Путешественник из России.
Похоже, я хорошего дурака свалял, когда вернулся. Трех недель не прошло, как жалеть стал. Сейчас бы уже в Чаде был, потом Нигер, Мали, Мавритания — самое время, не так жарко…
— Слушай, Вень, Вади-Рам — это там, где Лоуренс Аравийский зажигал?
Я киваю.
— Ты его «Семь столпов мудрости» читал?
— Я их видел.
— Что, в натуре? Круто. Фотки есть?
— Есть.
— Покажешь?
Феликс меня замучил. Мы с ним теперь неразлучны как Блюмберг со Щеткиным. Дорвавшись, словно Бен Ган, до общения, он балаболит сутками, цитируя песни куплетами, фильмы эпизодами и книги страницами. ТТХ самолетов, фамилии актеров, даты выпуска альбомов и географические названия вываливаются на меня тоннами. Он опустошает мои книжные полки, глотает книги, возвращая их чуть ли не на следующий день; набирает горы компактов, переписывает, приходит за следующими; приносит Rolling Stone, Rock Fuzz, GEO, «Нэшнл джиографик», «Ярбух фюр психоаналитик» и еще черта лысого…
Время от времени мы заваливаемся в рокабильские заведения, где он отплясывает с какими-то наманикюренными особами и без конца покупает им пиво, всякий раз при этом возвращаясь домой в одиночку, мастерски разведенный случайными бойкими первокурсницами.
Да я его десять лет знаю — всегда таким был. Взрослый мальчик, романтик. Вместо того чтобы трахать девок, все еще поебень-траву ищет. Да ладно тебе — хороший ведь парень.
Да хороший, кто б спорил, не мужик только.
То есть? Нету в нем мужика — солидного мужика, понимаешь? Не чувствуется. Потому с ним и бабы не спят…
Вот когда я дискомфорт ощутил — когда эта старая муть всколыхнулась. Все та же песня: мужчына — эта кода дэньги есть! Как с ума посходили — не люди, а кассовые аппараты. Дешевый анекдот в принципе, и с ним под кого угодно, даже не за тридцать сребреников, а за рупь мелочью.
— Смотри, мальчик, как надо женщину обеспечивать. Золото, шуба и на курорт каждые праздники…
Это мне при всех Горгона сказала. Я за авансом зашел и на Принцесску в новой шубе наткнулся. В Хургаду она уезжала, Новый год с мужем встречать. Возле нее, как интеллигенция вокруг президента, восторженно пуськая, толпилось наше бабье — двуликое и опасное, как бинарный боеприпас.
— Ну, недорого стоит женщина, которую можно купить норковой шубой. А хочешь денег — иди в минетчицы. Ажурное белье под халатик и — опытная медсестра проведет медосмотр состоятельным господам.
— Ну, знаешь!
— Что— ну, знаешь? Думала, я твое хамство стерплю холопское? Тоже мне фаворитка королевы нашлась. Помпадур из кладовки!
Обиделась. Национальная черта: не задумываясь наносят оскорбление и ужасно обижаются на ответное. Бабы-бабарихи. Предел мечтаний: золото, шуба и на курорт каждые праздники. Накупят шуб, а носить боятся…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.